Это, часом, не я допустил какую-то оплошность?
— Ты? Нет, нет, Аудхари…
— Тогда в чем же дело? Ты выбрала оружие, о котором заранее знала, что оно окажется слишком тяжелым для тебя, и принялась размахивать им, словно боевым топором, вместо того чтобы попытаться нормально фехтовать. Ты же знаешь, что лучшие бойцы используют саблю почти так же, как рапиру. Они побеждают за счет координации и скорости движений, а вовсе не грубой силы.
— В таком случае, из меня, наверное, никогда не получится хорошего бойца на саблях, — угрюмо ответила Келтрин, сделав ударение на слове «бойца». Она тоже сняла маску.
— Впрочем, здесь совершенно нечего стыдиться. Знаешь что, Келтрин, ну их, эти сабли. Давай возьмем что-нибудь полегче, и…
— Нет. Погоди. — Она остановила его нетерпеливым взмахом руки. Ей в голову пришла новая и весьма странная мысль.
Пора забыть о Динитаке.
Динитак сыграл свою роль в ее жизни. Какие бы отношения между ними ни были, они закончились, и он узнает об этом, когда вернется из своей поездки на запад. Она больше в нем не нуждалась. Она окажется просто дурой, если будет продолжать тосковать по человеку, который вот так легко, не задумываясь, смог отказаться от нее.
— А может быть, будет лучше, если мы на сегодня забудем о фехтовании, — сказала она Аудхари. — Мы вполне можем заняться чем-нибудь другим.
Ее тон был игривым и совершенно недвусмысленным. Аудхари уставился на нее непонимающим взором; он ошеломленно моргал, будто она говорила на языке какого-то иного мира. Келтрин посмотрела ему прямо в глаза и широко, призывно улыбнулась. Эту улыбку, она была уверена, можно было истолковать совершенно однозначно. Тогда до него, похоже, дошло, что она имела в виду.
Она сама удивилась собственной смелости. Но было очень приятно вести себя так и делать все это по своей собственной инициативе, не спрашивая на этот раз советов у Фулкари. Теперь она радовалась тому, что Фулкари не было в Замке. Она знала, что настало время учиться самостоятельно прокладывать путь через водовороты жизни.
— Бросаем это дело, Аудхари! — воскликнула она. — Пойдем наверх!
— Келтрин…
Аудхари буквально оторопел. Он ярко покраснел до самых корней волос, что было особенно заметно по контрасту с белой фехтовальной курткой, пошевелил губами, но так ничего и не сказал в ответ.
— Что-то не так? — самым легким тоном, на который она была способна, спросила Келтрин. — Ты, похоже, этого не хочешь, так что ли?
Он помотал головой.
— Келтрин, ты сегодня совершенно на себя не похожа!
— Может быть, я не привлекательна? Я кажусь тебе уродливой? Сознайся, Аудхари? Знаешь, я вовсе не хочу навязываться мужчине, который считает меня непривлекательной.
Судя по всему, Аудхари предпочел бы сейчас оказаться в глубинах Лабиринта, только бы не продолжать этот странный разговор.
— Келтрин, ты одна из самых красивых среди всех моих знакомых девушек
— Тогда в чем же дело?
— Дело в том, что этого недостаточно. Что бы мы наверху ни сделали, в этом не будет ни малейшего смысла. Ты никогда даже мельком не подавала виду, что я хоть немного интересую тебя в этом смысле, я всегда это точно знал и уважал твое отношение. А теперь получается, что твое отношение ко мне внезапно полностью изменилось? Это неправильно. Это бессмысленно. У меня такое чувство, что ты просто хочешь использовать меня.
— А если и так, то что из того? Ты тоже можешь использовать меня. Неужели это будет настолько ужасно?
— Мне это не нравится, Келтрин. И из этого не выйдет ничего хорошего. Даже меньше, чем из твоей попытки фехтовать на саблях.
Теперь подошла ее очередь изумляться.