Она кипела гневом на Динитака, это чувство становилось все сильнее и сильнее и в конце концов переполнило ее существо и выплеснулось, подтолкнув ее к действию.
Келтрин уже успела сбиться со счета времени, прошедшего с тех пор, как Динитак вместе с короналем и Фулкари уехал на запад. Может быть, четыре недели? Или пять? Она не знала. Это больше походило на вечность, нет, полторы вечности. Однако невзирая на то, сколько времени минуло на самом деле, она была уверена, что его прошло больше, чем длился весь ее мимолетный роман с Динитаком.
Теперь все эти несколько странных недель, проведенных с Динитаком, все чаще казались ей давним сном. До его появления она берегла свое тело, словно это был храм, а она была его высшей жрицей. А затем — она не была даже до конца уверена, что же послужило тому причиной: то ли реальная физическая привлекательность, то ли нетерпение ее собственного тела, достигшего зрелости, то ли даже что-то настолько незначительное, как желание перейти наконец к тому образу жизни, который уже так давно вела ее сестра? — она отдала себя Динитаку и впустила его не только в святыню своего тела, но и в свою душу, а он ввел ее в царство удовольствия и волнения, которые оказались намного сильнее всего, что она когда-либо воображала в своих девических фантазиях.
Но во всем этом было нечто большее, чем просто секс, по крайней мере, так ей казалось. На протяжении тех нескольких недель она перестала воспринимать себя как «я» и начала думать о себе как о «нас».
И после всего этого, настолько небрежно, словно она была чем-то вроде изношенной перчатки, он ее бросил. Бросил. Сколько она ни думала о случившемся, никакое другое слово не шло ей на ум. Отправиться в путешествие по западным странам вместе с Деккеретом и Фулкари и вот так оставить ее здесь, потому что это было — как это сказала Фулкари? — «неприемлемо с политической точки зрения» для него: путешествовать в свите короналя вместе с женщиной, с которой он не состоит в законном браке…
И вообще, разве мог хоть один мужчина в самый разгар страстной любви, если, конечно, это любовь, повести себя таким образом? Динитак был всем известен своей прямолинейностью, своей честностью, доходящей до грубости, и он, несомненно, был вполне способен заявить кому угодно, хоть самому лорду Деккерету: «Сожалею, ваше величество, но если Келтрин не поедет, то я тоже не поеду».
Но он не сказал ничего подобного. Келтрин очень сомневалась в том, что корональ обратил бы какое-то внимание на ее присутствие в своей свите. Это Динитак решил оставить ее в Замке, Динитак, Динитак, Динитак! Как он посмел так поступить? — снова и снова спрашивала себя Келтрин. И очень скоро нашла жестокий, но все объясняющий ответ: «Потому что он устал от меня. Я, наверное, оказалась слишком страстной, слишком требовательной, слишком… слишком молодой. И поэтому он меня бросил».
— Ты все понимаешь неправильно, — пыталась убедить ее Фулкари. — Келтрин, он без ума от тебя. Уверяю тебя, ему страшно тяжело из-за того, что тебя приходится оставить в Замке. Но он слишком щепетилен для того, чтобы взять молодую женщину, с которой у него роман, в официальную поездку. Он сказал, что это оскорбит тебя, что могут начать говорить, будто он повез с собой наложницу.
— Наложницу?!
— Ты же знаешь, что у него есть кое-какие очень старомодные представления…
— Не настолько старомодные, Фулкари, чтобы они мешали ему спать со мной.
— Ты же сама рассказывала мне, что у него даже на этот счет были серьезные сомнения.
— Ну…
Келтрин была вынуждена признать, что Фулкари оказалась права на этот счет. Ведь она фактически навязалась Динитаку тогда, в бассейне, и лишь после этого он все-таки взял ее.