Ее нужно накормить, напоить и вычистить, прежде чем всадник будет вправе позаботиться о собственном комфорте, иначе он сам – хуже любого животного. Мои люди часто проклинали меня за то, что я постоянно заставлял их возиться со скребками и кормушками, зато полки, которыми я командовал, оставались в седле еще долго после того, как другие спешивались и спотыкаясь брели вместе с обычной пехотой, а их павшие скакуны шли в общий котел.
Я проводил долгие часы в отцовских конюшнях, учась премудрости у старых конюхов и понимая, что моя солдатская судьба может зависеть от судьбы моего коня. Я научился лечить некоторые болезни лошадей, а однажды, когда одна из наших кобыл тяжело заболела, и пришлось вызвать Провидца из соседней деревни, то забрался на крышу конюшни и подглядывал оттуда, стараясь запомнить названия лекарств и слова заклятий. Разумеется, поскольку я совершенно лишен Таланта, по части заклинаний у меня ничего не получалось, но, по крайней мере, я научился различать настоящего чародея в толпе шарлатанов, обычно сопровождающих армию во время военной кампании.
Иса, бог войны, которого некоторые считают одним из воплощений самой Сайонджи, наделил меня другими талантами. Я вырос высоким и сильным. Другие подростки прислушивались к моему мнению, да и мозгов у меня было достаточно, чтобы вести их за собой.
Я любил охотиться, но не ради убийства, а ради удовлетворения, которое боги даруют тому, кто хорошо выполняет поставленную задачу. Я брал лук, стрелы, маленький нож, трут с кресалом и отправлялся в джунгли. Иногда я возвращался через сутки, иногда бродил целую неделю. Моя мать и сестры беспокоились, отец делал вид, что ему все равно. Если меня сожрет тигр, то, значит, чародей ошибался.
Вдалеке от нашего поместья и окружающих деревень я учился истинному солдатскому искусству: способности мириться с одиночеством и сохранять спокойствие, когда на землю опускается ночь и лесные звуки кажутся опасными и зловещими, хотя большинство из них издают существа, которые могут уместиться на вашей ладони; способности быть неприхотливым в пище, уметь довольствоваться сырой рыбой, слегка обжаренным мясом, фруктами и растениями из леса; способности спать под проливным дождем, промокнув до костей. А самое важное – всегда думать о своем следующем шаге: например, предвидеть то, что камень, на который ты собираешься прыгнуть, может предательски уйти в сторону, и ты превратишься в калеку вдалеке от человеческого жилья и медицинской помощи. Пещера, которая кажется таким удобным укрытием от непогоды, может оказаться логовом солнечного медведя – и что тогда, дружок? Все эти уроки я хорошо усвоил, и они неоднократно спасали мне жизнь в последующие годы.
Были и два других «искусства». Обычно они приписываются солдатам, однако мой отец мало распространялся о них. Одно пришло само собой, а вот в другом я потерпел неудачу.
Под последним я подразумеваю выпивку. Известна поговорка: солдат что губка – выпьет все, что перебродило или прошло через перегонный куб. Увы, в большинстве случаев это справедливо, но не для меня. В подростковом возрасте меня мутило от запаха вина или бренди, что едва ли можно считать необычным, но с годами запах и вкус алкоголя не стали для меня более привлекательными. В ранней юности, надеясь постигнуть тайны опьянения, я заставил себя напиться вместе с приятелями, когда мы нашли мех с вином, выпавший из повозки торговца в придорожную канаву. Второй раз это случилось в лицее, на празднике в честь окончания первого года учебы. Я так и не смог превратиться в неистового осла, как это происходило с другими. С самого начала мне стало нехорошо, и я поплелся в постель. Следующие два дня я мучался от расстройства желудка и тупой головной боли – сомнительное вознаграждение за хмельную удаль.