Разговор как-то не получался, да, собственно, говорить было не о чем, и Федор Андреевич, чтобы заполнить неловкую паузу, взял из рук Петряева какую-то книжку. Книжка была на иностранном языке. Федор Андреевич, повертев ее в руках, принялся разбирать латинские буквы на суперобложке и, разобрав самую верхнюю строку, прочитал вслух:
- Веелер.
- По-английски - Уилер,- поправил Петряев. Федор Андреевич деланно кашлянул.
- Романы почитываешь?
- "Физика пространства и времени" называется,- сказал Петряев.- Частная теория относительности. Вчера получили в нашу библиотеку, решил вот почитать вечером.
- Ну, давай, давай,- Федор Андреевич возвратил книгу, исподволь с интересом оглядел суховатую, мальчишескую фигуру новоиспеченного директора, как будто видел Петряева впер-вые. Вот, оказывается, кто метил на его место! Ловок!
- Новый костюм хотя бы надел,- не удержался съязвить Федор Андреевич.Как-никак начальство.
- Да бросьте вы! - Петряев подвинул на носу роговые очки.
- Ладно, не злись,- усмехнулся Федор Андреевич, дотрагиваясь до альпинистского значка на пиджаке Петряева.- Теперь другие будут горки, покруче.- И, уходя, снисходительно похло-пал преемника по плечу: - Смотри, альпинист: высоко лезть - низко падать.
Медля уходить из кабинета, куда не было уже ему возврата, но и не зная, что делать, Федор Андреевич машинально потянулся к пластмассовому стаканчику, набитому, будто колчан, остры-ми заточенными карандашами. Над пестрой канцелярской мелюзгой возвышался в палец толщи-ной красный карандаш-великан. Федор Андреевич извлек его в раздумье и повертел перед глаза-ми. Давно в обиход вошла всякая шариковая дребедень и всевозможные авторучки, даже с золо-тыми перьями, но Федор Андреевич непременно пользовался только вот этим, фабрики "Сакко и Ванцетти" - простым, весомым и безотказным. С самого восшествия Федора Андреевича был он грозным и милостивым - кому как! - орудием его, директорского, правосудия. "Да, брат,грустно сказал карандашу Федор Андреевич.- Такие дела..."
Постукивая тупым концом карандаша по настольному стеклу, Федор Андреевич сумрачно нахохлился. Так он сидел долго в отчужденной тишине, прощально оглядывая кабинет, ряды стульев у стен и у приставного стола. Он помнил, кто и где сидел во время совещаний и планерок. У каждого было свое привычное место - у главного инженера, главного механика, начснаба, начальников цехов, смен, бригадиров, если до них доходило дело. Старшие - за приставным столом, все прочие - у стен. Оказывается, и Петряев сидел у стены! Вон на том стуле у входной двери. Маскировался, шельмец, под массу, под серого. А сам исподтишка, выходит, прицеливался к его креслу!
Вспомнилась первая вылазка Петряева на одном из таких производственных совещаний. Тог-да Федор Андреевич не придал значения этому его выпаду. Думал: молодой, охота покрасоваться, с молодыми это бывает. Завод в то время не уложился в квартальный план. Вышли из графика почти все цеха, и особенно отстал сборочный. Досадный затор образовался даже не столько на самой сборке, сколь на пустяке - на окраске внешних деталей. Начальник сборочного цеха Рудяк, в чьем ведении находились бригады отделочников, только развёл руками: "А что я могу сделать, товарищ"! Сами знаете, какое положение. Я и так в ущерб сборке снял часть слесарей. Все сочувс-твенно молчали: в городе свирепствовала эпидемия гриппа, и в цехах бюллетенило много рабочих. У Рудяка же, как назло, вышли из строя все три сменные бригады отделочников. И вдруг попро-сил слово Петряев.
- Тут такое дело...- начал он своим невнятным голосом, по привычке подталкивая на пере-носье очки.- Перед этим совещанием я зашел на наш здравпункт и выписал кое-какие данные...