Архитектор шел быстрым, скользящим шагом, волоча под мышкой сверток пергаментов.
– Ваше величество! – Лафеом поклонился. – Желаете видеть последние уточнения в планах?
– С твоего позволения. Извини, коли прервал твои труды.
– Ни в коей мере, государь. Моя цель – всемерно предчувствовать и исполнять ваши желания.
– Что тебе прекрасно удается. – Гарнелис слабо улыбнулся, и его улыбка, как в зеркале, отразилась на бледном личике архитектора. Слащавое какое лицо, подумал Гарнелис, слишком правильное и мягкое для живого человека; но глаза черные, взгляд острый и хитрый. В последнее время царь чувствовал большее родство душ с архитектором, нежели со своими близкими. – Чертежи расстели на столе.
Лафеом послушно развернул на мраморной столешнице листы, прижимая книгами непослушные уголки. Архитектор всюду появлялся в тонких черных перчатках, объясняя, что у него раздражение кожи от чернил; на самом деле руки его выглядели изуродованными, но вежливость не позволяла царю спросить. Чертежи изображали сечения каменных блоков, котлованов, фундамента, системы подъемников, но внимание царя приковывал один – чертеж самой башни.
– Высота, – промолвил он. – Как ты намереваешься достигнуть подобной высоты?
– Это оказалось непросто, государь…
Гарнелис гневно глянул на строителя.
– Эту сложность необходимо разрешить!
Лафеом отвел глаза и склонил голову.
– Я хотел сказать, государь, – умиротворяюще проговорил он, – что, хотя это оказалось непросто, мы преодолели все технические сложности. Добыча камня идет отменно; противодействия подземцев почти не ощущается.
Гарнелис поцокал языком. Подземцы были народом обидчивых карл, полагавших, будто им едино дано божественное право добывать камень. Прежде Гарнелис жадно впитывал все сведения о нечеловеческих народах, теперь само их существование раздражало его. От них мир становился слишком сложным.
– Тогда не поминай их при мне! – прошипел он.
– Простите, государь. Мы почти готовы укладывать фундамент.
– Сколько еще?
– Если быть точным, четыре дня.
– Хорошо… – выдохнул царь. – Хорошо.
– Здесь мы внесли некоторые изменения, как видите…
Пока архитектор объяснял, Гарнелис перевел взгляд с чертежа на холм за окном, словно въяве озирая башню, взмывающую ввысь до самого небесного свода. Башня светлого мрамора – цвета желтого берилла, цвета солнца – изукрашенная опалом, и солнечником, и аметистом. От красоты ее у Гарнелиса перехватило дыхание. Его Гелиодоровая башня.
Это должен быть монумент Богине, пронзающий ее покрывало, подобно уду ее супруга, символизирующий божественное происхождение жизни; но также башня должна была стать даром Гарнелиса Парионе, его жертвой богам, его надгробием. Так, и только так, он сможет быть уверен, что народ Авентурии его не забудет.
Этого царь боялся превыше всего – что за все свое долгое правление он не совершил ничего смелого, решительного, запоминающегося, что имя Гарнелиса умрет вместе с ним. Ему семьдесят семь; отведено ему еще три года или тридцать – все слишком мало!
– Отлично. Тогда с самого начала – напомни мне все этапы стройки…
Голос разъяснявшего все мелочи Лафеома звучал очень тихо – так тихо, что шум из-за дверей едва не заглушал его. Шаги в коридоре, негромкие встревоженные голоса. Кулаки царя стиснулись. Пришел миг, которого он так страшился. Он не хотел впускать пришедших, но раз они здесь – их ноша не окажется отвергнутой.
Гарнелис закрыл глаза, прислушиваясь к голосу архитектора. Рассудок его помрачила какая-то серая пелена, так что сквозь ее сплетения ничто не могло проникнуть, не исказившись, и в этой пелене Гарнелис тонул.