Одна или две угодили в парующий котёл с кипящим варевом, но этого уже никто не заметил. Все вскочили и, выплёвывая недожёванные куски, бросились к лошадям. На ходу пытались высмотреть причину внезапной тревоги.
Бутян довольно осклабился, блеснув на солнце лошадиной улыбкой: дисциплина — сестра удачи. Поднявшись, поправил на поясе топор, оглянулся. Сзади уже подбегали два рослых громилы, держа в поводу крупного серого жеребца. Атаман, не глядя, поймал повод и, удивительно легко для своей стати, запрыгнул в седло.
Ковырнув в зубах ногтем мизинца, осмотрел войско. Ещё раз довольно хмыкнул, вспоминая слова знакомого мудреца, теперь уже покойника: «мастерство вином не зальёшь». Вокруг, стремя в стремя, стояли готовые к бою всадники. Правда, с трезвых коней смотрели, осоловевшие от вина и пищи, морды. Кое-кто качался и съезжал то на один, то на другой бок, но все поголовно с оружием в руках, готовые к чему угодно, когда угодно и где угодно. Смотрят преданно, хотя некоторые уже мало что видят.
Бутян ласково обвёл взглядом своих головорезов, прокашлялся и заговорил голосом перекрывавшим шум любого боя:
— Сынки! Жорево и порево — это очень здориво, однако, доедим потом. А пока надо кой-куда съездить и человечка одного сыскать. За него платят…
Войско с готовностью рявкнуло что-то невразумительное, отчего в котле с похлёбкой прибавилась ещё одна ворона. Бутян развернул коня и, взмахнув рукой, окликнул подручного:
— Дрозд! Десятка Камшука догонит потом. Пусть грузят добро в повозки и волокут следом.
Косоглазый грохнул себя кулаком в грудь и поскакал отдавать распоряжения. Улыбка Бутяна вновь явила на свет квадратные зубы.
— Ну, сынки, в путь?! — гаркнул он в полный голос и, под радостный хмельной рёв, двинулся к просеке.
Войско плавно потекло за атаманом, вытягиваясь в походную колонну. Со свистом и гиканьем вперёд проскакал дозорный разъезд во главе с Адизом. Только им разрешалось ехать «поперед батьки». Бывалые воины знали своё дело и спешили выдвинуться на тыщу саженей вперёд, дабы при надобности войско успело перестроиться к бою.
Через некоторое время за спиной Атамана послышался быстрый топот. Дрозд осадил скакуна в трёх шагах позади и, поравнявшись, бодро доложил:
— Обоз готов, идёт следом. Камшук со своими замыкает.
— Вот и гоженько, — кивнул Бутян. А теперь слушай здесь.
— Да, батька!
— Скоро будем на месте, там станем ждать, пока не появится один человечек. Как появится — будем его немножко убивать. Причём насмерть. Предупреди всех десятников: меч, коня, флягу и сумку — мне! В цельности и сохранности! Сделаете — кошели станут тяжелее, много тяжелее. Не сделаете — развешаю всех на деревьях, как белка грибы.
— Одна душа? — удивился косоглазый. — Это ж, на раз сморкнуться!
Бутян с интересом поглядел на подручного. Когда отвёл взгляд, на лошадином лице блуждала тень зловещей улыбки.
— Не кажи гоп, хлопец! Чую не простой человечек. Оч-чень не простой…
…Войско неспешно катилось по равнине, но в этой кажущейся медлительности чувствовалась неотвратимость морского прилива. Три сотни всадников растянулись коровьим языком, сохраняя неуловимое глазом построение. Лишь опытный взор мог заметить, что каждый из трёхсот, строго держится отведённого места в колонне, постоянно находясь в поле зрения десятника. Те, в свою очередь, постоянно поглядывали в голову колонны, где вокруг главаря держалась кучка вестовых.
Бутян гордился своим войском. Он лично отбирал бойцов себе под стать. Сам же их натаскивал, используя богатый опыт и знания, накопленные смолоду, когда был наймитом в Цареградской страже. За годы, проведённые на службе, узнал почти всё о воинских манерах разных народов. Изучил их слабые и сильные стороны.