У нас жалуют позабористей, с горчинкой, со звоном, да чтоб в нос молотом шибало! Так что ежели избавишь от заморского, то только рады будем, что хоть кому-то пригодилось.
— Гоже! — рассмеялся Сотник. — Не киснуть же добру.
— Вот и договорились, — весело заключил Макуха, заворачивая в бересту куски мяса чуть прихваченные обрядовым огнём.
Светозар тоже подпоясался в дорогу. Сдернул со стены мешок, закинул за плечи, подался за Извеком. На крыльце взял рогатину, ещё раз проверил, достаточно ли остра, и обернулся к дружиннику.
— Провожу тебя маленько. Мне в ту же сторону, а за околицей к лесу сверну.
Прощались коротко. Хлопнули по рукам, глянули друг другу в лицо. Рощак впервые за день двинул губы в улыбке.
— Будешь в наших местах, заезжай.
— Попробуем. — без особой уверенности ответил Извек.
— И много сразу не пей! — напутствовал Макуха. — А то случись что в чистом поле… а отхожего места под рукой нет…
Ворон покосился на шутника, всхрюкнул, собираясь заржать, но рука Сотника развернула и заставила идти рядом со Светозаром. Пока не миновали деревушку, Извек успел заметить стайку мелкой ребятни, двух-трёх взрослых и старуху рядом с белоголовым мальчонкой. Охотник вполголоса пояснял:
— То Дубыня, по шкурам голова. То Корнил-Мастак, руки золотые, одним плотницким топором мелкий гребень может. А это Осина-Травница с Борейкой. Смышлёный малый, травы за полёт стрелы чует. Нам бы такого в охотники, да бабке надо кому-то веды передавать.
Скоро ограда осталась позади и Светозар погладил Ворона.
— В добрый путь, гости дорогие, захаживайте, коли мимо будете.
Он тряхнул рогатиной и свернул к опушке.
— Доброй охоты! — донеслось в ответ, сквозь удаляющийся топот копыт…
ГЛАВА 5
Позволь мне с тобой
Остаться без ума…
Дмитрий Ревякин
…Стёжка ленивой змеёй струилась вдоль неторопливой реки. Порой она почти приближалась к заросшему осокой берегу, но тут же вновь отворачивала в сторону и петляла в зарослях ивняка. В последнее время путники не часто баловали её своим появлением и, местами, трава почти полностью поглотила неширокую жёлтую полоску. Впереди, на фоне вечернего неба, темнел пригорок с молодым сосняком.
Подъехав ближе, Сотник разглядел пару подходящих стволов. До реки было рукой подать, и он решил обосноваться на ночь. Отвёл коня к воде, вернувшись к пригорку, свалил пару сушин. Сволок к реке и, обрубив сучья с вершиной, уложил брёвна в подобие лавки. Закончив с дровами, оглянулся на Ворона. Тот уже давно напился и стоял у воды, задумчиво глядя на еле различимый в сумерках противоположный берег. На щелчки огнива и ухом не повёл, толи прислушивался к чему-то, толи думал о своём, коняжьем.
Пока пламя разгоралось, Извек развернул бересту с мясом. Глотая слюнки, насадил на прутья и аккуратно повтыкал заострённые комельки вокруг огня. Подкинув пару ветвей потолще, с удовольствием глянул, как яркие язычки жадно завертелись над сухой древесиной. Пока жар набирал силу, успел умыться, а когда над костром заскворчало, вытянул из сумы заветный кувшинчик.
— Коль жизнь пошла вкривь и вкось, — вздохнул он. — Так хоть зеленым вином порадоваться.
Мясо, разогревшись, пустило аппетитный дух. Под громкие завывания в брюхе, Сотник потянулся к крайнему прутику и почувствовал, как затылок обдало воздухом из ноздрей Ворона. Нехотя оглянувшись, Извек скорчил злобную гримасу и, понизив голос до страшного хрипа, грозно прорычал:
— Ты куда лезешь! Кони мясо не едят! А если и едят, то это уже не кони. А если и кони, то…
Ворон отвернулся и, не обращая внимания на жуткость хозяйского голоса, уставился на реку. Сотник проследил за взглядом, но ничего не разглядел и снова нагнулся к прутику. Едва тонкий вертелок с лакомым куском вышел из мягкого дёрна, в затылок вновь дохнуло тёплым.