— Да, — протянул Сотник. — Видать Несреча тебе нынче. Хотя нет! Всё-таки Среча, потому как камни внизу ещё чистые. Погодь маленько, за верёвкой схожу
— Проваливай! — прохрипел Бутян. — Дальше не твоё дело.
— Упрямый? — вздохнул Извек. — Ну как знаешь, хотя понимаю, сам такой: лучше смерть, чем милость. А жаль…
Голова исчезла. Щёлкнул брошенный в ножны меч, затихли быстрые шаги. Скоро по мосту прогрохотали копыта и наступила тишина, нарушаемая лишь натужным дыханием атамана и посвистыванием ветра в скалах. Руки начинали неметь, особенно правая, отсушенная ударом. Бутян понимал, что если будет продолжать висеть, встреча с камнями — лишь вопрос недолгого времени. Пора выбираться. Он постарался покрепче утвердить непострадавшую руку. Осторожно отцепил правую, опустил, потряс, восстанавливая кровоток. Когда начал ощущать содранные в кровь пальцы, вернул руку на место, уцепился покрепче и повис, приводя в порядок левую. Глаза спешно ощупывали камень в поисках удобных зацепов. Как назло, видел лишь несколько глубоких вертикальных щелей, да дыры брошенных гнездовий, с мусором и трухой, грозящей осыпаться при первом прикосновении.
Подтянув тело вверх, Бутян втиснул предплечье в трещину и заклинил его, сжав кулак. Перевёл дыхание, зашарил над головой свободной рукой. Тщетно. Голый камень лишь изредка выступал чешуйками не толще пальца, которые отслаивались и ломались, не выдерживая тяжести окольчуженного воина.
Надежда на спасение уже сделала первые шаги прочь, но помедлила и в сомнении оглянулась. Бутян попытался забросить ладонь в дыру гнезда, но едва не потерял единственную опору. Из горла вылетел рык. По внутренностям пополз ледяной змей страха и досады. Мечты, что лелеял в последние годы, растворялись зыбким туманом. Видно не дожить ему ни до старости, ни до внуков. Дыхание вырывалось со стонами. Он посмотрел на оскалившееся камнями дно ущелья. Среди гранитных клыков то ли привиделись, то ли действительно лежали белые, отполированные дождями кости. В голове промелькнула злая мысль: не дожидаться, когда руки ослабнут окончательно и он бессильно полетит вниз. Не лучше ли оттолкнуться и самому сделать рывок в объятия смерти.
Упавший на голову камушек только прибавил злобы, но донёсшийся вслед за этим голос Дрозда заставил вывернуть шею и глянуть вверх. Косой недоумённо хлопал глазами и опускал спасительный ремень.
— Батько! Будя висеть-то! Цапай за пряжку и пойдём наверх!
Перед носом Бутяна раскачивался конец перевязи боевого рога. С другого конца перевязь продолжалась шёлковым поясом, снятым когда то с толстобрюхого ромейского купца. Косоглазый тогда немало повеселил атамана, наматывая алую полосу ткани, в три слоя, поверх рубахи. Теперь же пояса едва хватило, чтобы намотать вокруг запястья и свесить ремень вниз.
Бутян стиснул зубы, чтобы не закричать от полыхнувшей в сердце радости. Медленно, боясь сделать неверное движение, поднял побелённую пташьим помётом руку, вытер ладонь о жесткие волосы и бережно поднёс к чеканной пряжке. Прикинув длину перевязи, зажал узорчатую пластину между пальцами и сделал оборот. Рука оказалась в плотной петле. Бутян осторожно подтянулся и, почти с удовольствием, ощутил боль от врезавшегося в ладонь ремня. Рот открылся в бесшабашном оскале.
— Гожо, воробышек, полезли помаленьку.
Дрозд потянул на себя. Связка заколыхалась струной, приняв дрожь руки. Лицо Дрозда порозовело. Вытянув пояс на два вершка, перехватил пониже и сдвинул батьку ещё на вершок. Бутян зашлёпал свободной ладонью по камням. Нащупав трещинку, уцепился пальцами, выдал слабину.