Брови Микишки заползли под разлохмаченные вихры.
Эва, гляди, забрало коников, — бодро выговорил он, хотя язык заметно цеплялся за слова. — Мы ещё вроде на чистом глазу, а эти уже веселятся… Не, больше не нальём. Нам самим почти не осталось.
Он бережно поднял бутыль, встряхнул, прислушался к плеску полной посудины и скроил постную физиономию.
— Так и есть! На донышке!.. Не-е не нальём!
Руки, проворно скрутили пробку и, в плошку плеснула щедрая струя покрепчавшего напитка. Брызги упали под ноги, но тут же впитались в рыхлый засохший мох. Микишка задумчиво оглядел мокрое пятно, потянулся к плошке Извека, со смешком буркнул себе под нос:
— Не хватало ещё всему острову напиться, то-то весело будет…
Кони тем временем разошлись не на шутку. Прекратив ржать, присмирели на миг, но тут же припустили друг за другом дурашливым галопом. Начались салочки.
На втором кругу улепётывающий Ворон сшиб грудью длинную сушину, вздымавшуюся неподалёку от костра. Дерево рухнуло и рассыпалось на дюжину осколков, едва не прибив Микишку. Тот и ухом не повёл. Запоздало скосил глаза, не отрывая губ от плошки. Только выхлебав креплёное до конца, утёр счастливую физиономию и удовлетворённо выдохнул:
— О! Теперь дров на всю ночь хватит!
На краю поляны Шайтан настиг Ворона, игриво боднул и тут же дал дёру. Теперь догонял чёрный потомок крылатых коней. Копыта обоих протопотали совсем рядом. Ветер колыхнул волосы, тут же что-то гупнуло и через миг звучно хрястнуло о землю. Сидящие у костра оглянулись. Древней, в две сажени, коряги как не бывало. Вернее она была, но теперь валялась на земле, бесстыдно задрав в воздух вывороченные корни.
— Ничё, ничё, — успокоил Микишка. — Это коники шуткуют. А коряжку они невзначай, разве заметишь на бегу, что на дороге деется!
Жеребцы возвращались. Топот стремительно приближался и, спустя мгновение, две туши с визгом пронеслись мимо костра.
— Не, — нахмурился Извек. — Так они и нас посшибают! Ишь разбуянились!
Он неспешно встал, поправил ремень и двинулся наперерез резвящейся парочке. Заметил, что опять догоняет рогатый. Расставив руки в стороны, Сотник по-молодецки свистнул и… едва успел отскочить в сторону.
— А ну, стоять, волчья сыть! — взревел он, осерчав. — Кому сказано!
Копыта затукали реже и скоро из темноты выступил Ворон. Глядел обиженно, подойдя вплотную, поддел мордой руку хозяина, оглянулся в темноту, где маячила белая рогатая голова приятеля. Извек погрозил пальцем, погладил мягкие ноздри, проворчал примирительно:
— Охолонитесь маленько, почивать уже пора. Завтра трудный день, и послезавтра тож.
Шумный, полный тоски вздох шевельнул волосы на голове у Резана. Все что есть сил сдерживали хохот, видя несчастное смирение хмельного Ворона. Наконец конь тихонько отошёл в сторонку и затих. Скоро к нему присоединился Шайтан и оба, кажется, задремали.
— Эх, в баньку бы. — снова вспомнил ополченец не к месту.
Извек оторопел, затем сурово нахмурился и, покосившись на Дарьку, гордо изрёк:
— Ты это брось! В баньку! Ишь чего надумал! — он воздел флягу и, с видом княжьего виночерпия, пробасил: — В баню пусть ходят те, кому чесаться лень. А нам — мужчинам лениться не к лицу!
Дарька прыснула в кулачёк, но тут же умолкла, заметив с каким достоинством распрямилась спина Резана. Правда, по мере дохождения истинного смысла, гордое выражение сползало с лица ополченца и упало бы совсем, если бы не протянутая посудина вина. Дарька тоже осторожно глотнула из чеплажки и взялась за печенье.
Микишка вдруг встрепенулся и глянул на Сотника чистыми глазами.
— Слушай, Извек, давно хочу тебя спросить, да всё забываю. Что ты всё время кричишь, когда дерёшься? О каком безруком?
— Да не О! Безруком. — поправил Сотник. — А За! Безрукого.