Драконица, чьи пронзительно-голубые глаза сверкали от гнева, сделала вдох, а затем исторгла из себя бушевавшую внутри ее злобу.
Языки ядовитого пламени, родившегося в ее чреве, были такими яркими, что едва не ослепили ее.
Волна жара хлынула на дверь и растопила остатки льда и снег, налипший на стены вокруг нее. На землю, словно могучий водопад, потекли потоки обжигающего пара, и глазам драконицы предстала металлическая дверь.
Очень медленно она начала открываться.
Драконица смотрела, задыхаясь и ликуя, как перед ней открывается огромный холодный вестибюль.
«Возможно, я еще не все вспомнила, — подумала она, глядя на то, как растаявший лед снова превращается в замерзшие диковинные ручейки, — но я уверена, что этот дворец принадлежит мне. А то, что мне принадлежит, обязано мне повиноваться».
Не обращая внимания на боль в конечностях, она поползла вперед, протащила свое ноющее тело сквозь огромный дверной проем и замерла на холодном каменном полу.
Дверь у нее за спиной бесшумно закрылась.
В высоких, похожих на пустынные пещеры залах и коридорах гуляло пронзительное эхо — скрежет металла по камню — когда драконица ползла по полу громадного холла, царапая могучими когтями гранитные плиты.
Вскоре она оказалась возле массивного камина с черными давно остывшими углями. Над ней возвышался свод потолка, до которого она достала бы головой, если бы могла выпрямиться в полный рост. У нее за спиной, сквозь окна, покрытые толстой коркой льда, внутрь замка лился приглушенный свет.
Ее драконье чутье, такой же орган чувств, как зрение, слух или осязание, погрузившееся в спячку от холода, начало просыпаться, словно постепенно оттаивая. Сначала, как будто издалека, а потом все отчетливее, она почувствовала замок, точно он был живым существом, — три башни, винтовые лестницы, глубокие подвалы, заполненные всевозможными припасами, замерзшими после того, как погасли громадные очаги и камины. Она начала медленно поворачиваться из стороны в сторону, впитывая информацию кожей, получая ее из воздуха.
Воспоминаний, связанных с этим местом, оказалось совсем немного. Судя по нарочитой лаконичности интерьеров и отсутствию хоть каких-нибудь украшений на стенах, она жила здесь одна. Она понимала, что комнаты, расположенные наверху и внизу, она больше никогда не увидит из-за своих размеров, — она могла пройти лишь в двери, ведущие в самые большие гостиные первого этажа. Но, по крайней мере, здесь она укроется от холода и ветра, воцарившейся снаружи зимы.
Неожиданно ее внимание привлек мощный гул, драконица отвернулась от холодного камина и посмотрела в сторону высокого окна. Перед ним стоял алтарь, простой, вырезанный из дерева, а на нем лежала потускневшая от времени подзорная труба.
Драконица закрыла воспаленные глаза.
Но даже и так она видела подзорную трубу, от которой исходили волны могущества. Драконица сосредоточила всю свою внутреннюю энергию на трубе, и ее тело омыли вибрации, запевшие в унисон с песней ее крови.
«Вспоминай, — в отчаянии приказала она себе. — Что это такое?»
Потом она снова открыла глаза, по холодному полу подползла к алтарю и принялась разглядывать подзорную трубу.
В голове у нее возникли самые разные, не связанные друг с другом образы: сцены яростного сражения, невероятные страдания, борьба, победы, события, имевшие значение для судеб целого мира, и те, что вообще ничего не стоили, — и все они настойчиво требовали ее внимания. Смущенная, она отползла от алтаря и закрыла свое сознание от полыхающих огнем мыслей, словно пыталась от них защититься.
Внутри ее расцвела боль, пронзительная и невыносимая, даже более мучительная, чем та, от которой страдало ее тело. Эта боль отняла у драконицы последние силы, и она опустила на пол отчаянно закружившуюся голову.