Лишь нежить могла так спокойно воспринять уничтожение своей плоти.
— Я сразу понял это. Видишь ли, он выгляделхолодным —если бы не одежда, то я и вовсе бы его не увидел: ведь труп, у которого нет своей температуры тела, для меня совершенно невидим.
Рональда передернуло — слава Богу, под доспехами это движение не очень-то было видно. Ему невидимки пока еще не являлись.
— Сворачиваем с дороги, сэр Рональд, — невозмутимо сказал Иегуда. — Разумеется, на прямой дороге нас ждут в засаде две-три дюжины его собратьев. Кривые пути зачастую проще и верней.
— Резонно, — согласился рыцарь, и они свернули в лес. Минут двадцать они потратили на то, чтобы отклониться от большой дороги, причем с таким расчетом, чтобы все же не терять ее из виду.
После ночного привала оба путника, конечно, посвежели, но спать все равно хотелось. Может быть, поэтому они не слишком удивились картине, явившейся на их пути.
К дубу была прикручена молодая и очень симпатичная женщина, рыжеволосая, высокая… У ее ног крестьяне заботливо складывали вязанки хвороста.
— Что вы делаете? — воскликнул Рональд.
— Се ведьма, — пояснил крестьянин. — А может, и не ведьма вовсе.
Рональд задумался над утверждениями, пытаясь вывести силлогизм.
— Испытывают ведьм обыкновенно так, — словоохотливо пояснил мужик, почесывая спину. — У них, изволители видеть, барин, хвостик нутряной имеется, как у дьявола, с коим они дружатся. Только хвостик этот никак не увидеть — ибо они его хитроумным образом подворачивают и в нутро себе прячут. Способ один: сжечь их — а потом пепел рассмотреть со всею надлежащей внимательностью и вот там-то, в золе, хвостик сей непременно и должон быть. А если не ведьма, то и хвоста, стало быть, никакого не обнаружится. И тогда мы с сериозностию прощеньица у них просим — посмертно, как изволите наблюдать. И у этой попросим — и простит она нас на небеси…
Он даже слезу смахнул — и впрямь ему жалко было красавицу, не лицемерил. Однако страх в нем, как и в помогавших ему крестьянах, явно поборол всякую жалость — они до ног красавицы-то, подваливая дровишек, старались не дотрагиваться — ждали порчи.
— Тупые, грязные, темные, бездарные, вшивые, юродивые, ничтожные, бесприютные, гадкие, немощные, выхолощенные, сублимированные, жирорастворимые, грамположительные, негативно-отвратные, бессмысленно-угодливые, пафосно-завистливые твари! — выдала рыжеволосая, а мужики дружно почесались и поохали из уважения к этой ее фразе.
— Однако ж, сударыня, должон вас сжечь, — с сожалением сказал мужик, подправляя наваленные поленья, а женщина пнула его ногой, свободной от пут.
— Как вам не стыдно?! — воскликнул Иегуда. — Отчего вы считаете эту невинную женщину ведьмой?
Крестьяне задумались.
— Язву моровую вызывала она, и всякое дурное поветрие, и богомолов с саранчою нашею извела, а саранча — вша добрая, много их — к урожаю, примета такая есть. Таракан, обратно, извела и блох перебила в деревне, а блоха — тварь тоже хорошая, ибо дурную кровь из организьма вытягивает.
— Что-то вы бред какой-то несете, — нахмурился Рональд.
— И, батюшка, никакой не бред, — дерзко возразил крестьянин. — Видел я также, как она, летая над деревней нашей, испражнялась добрым христианам на головы, и творила всякий блуд скотоложеский, и пыталась других женщин склонить к разврату — а еще отравила воду в реке, бросив туда кружевную исподнюю тряпку…
— Черт бы вас побрал, бесноватые! — возопил Иегуда.