Сам по себе тот факт, что ее выебал Марк, для меня мало что значил. Но только святой Дженни уже нет. И это хорошо. В мире моем опять воцарился порядок. Со святыми жить страшно. Лучше жить с проститутками, они честнее. Лучше жить с бандитами, от них помогает нож в сапоге, а лучше — пистолет за поясом под тишоткой. Труднее всего защитить себя от хороших людей.
Вы скажете, что я необъективен, ведь я же изменял Дженни со множеством женщин, и даже ненавидел ее, и собирался от нее сбежать при первой возможности. Собирался-то собирался, а вдруг не сбежал бы? Вдруг только болтал и храбрился, а?
Так предала меня и служанка — мой крестьянский ангел.
На следующий день я сделал то, чего от себя никак не ожидал. И вы, наверное, не ожидаете такого поворота событий. Я пошел в миллионерский домик и сделал ей предложение, предложил ей, Дженни Джаксон, выйти за меня замуж. И она мне отказала, заплакав, и, дико меня за это зауважав, сказала: «Спасибо тебе, Эдвард!» — и поцеловала мне руку. И я ушел, вздохнув с облегчением.
Я опять шел по Йорк-авеню к своим растениям и шкафам, столам и стульям, которые мне натащила Дженни, строя несостоявшееся гнездо, шел и опять думал: «Будь один, Эдвард. Сильные звери охотятся в одиночку. Тебе не нужна стая, Эди-бэби, не нужна».
* * *
Последующие две недели я провел в почти беспрерывной ебле и курении хаша с поэтессой по имени Даян, у нее в многокомнатном сыром лабиринте на 3-й улице, заставленном идиотской мебелью и завешанном картинами, принадлежащими кисти самой Даян; до того, как сделаться поэтессой, она была художницей. Просыпались мы всякое утро от ужасающего треска и грохота за окном — улица была нью-йоркской штаб-квартирой Ангелов Ада, нью-йоркского, так сказать, их отделения. Десятки мотоциклов были выстроены шеренгами в любое время дня и ночи на улице, сами Ангелы Ада сидели на порогах домов с банками пива в руках. По утрам ангелы прогревали свои байки, что ли, не знаю.
Только один раз, в сопровождении качающейся, как сомнамбула, Даян с накрашенными черным лаком ногтями, в черном же коротком пальто, из-под которого щепками торчали ее худые ноги, я ездил в сабвее полить мои растения. Почему-то мы предпочитали ебаться у нее, под грохот мотоциклов Ангелов Ада, лежа под огромным портретом полуженщины-полумужчины без головы. Даян была долгое время герл-френд какого-то сумасшедшего или притворявшегося сумасшедшим punk-rock star, и в свои 25 лет годилась на свалку.
* * *
Через две недели, достаточно самоутвердившись, я все же собрался с силами и, оставив Даян наедине с безголовым портретом, вернулся к нормальной жизни. Я позвонил Дженни и справился о положении дел в миллионерском домике, и узнал, не потерял ли я свою работу как клинингмэн, оттого, что пропустил два рабочих дня.
— Конечно, нет, Эдвард, не волнуйся, все в порядке, — сказала порядочная Дженни в телефон. — Работу ты не потерял. Ты можешь получить свои 80 долларов за эти две субботы. Я сказала Линде, что ты убирал, все равно она замечает только ковер в ее офисе, а его пропылесосила Ольга.
Дженни же сообщила, что меня искала мадам Маргарита. Где я был эти две недели, Дженни меня не спросила, не хотела лезть в мою частную жизнь.
Я позвонил мадам Маргарите и услышал ее вечно бодрый голос:
— Лимончик! Очень хорошо, что вы мне позвонили. У меня для вас есть масса работы. Только заранее предупреждаю вас, что работа очень тяжелая — нужно копать землю, и еще множество всякой строительной работы. Я только что приступила к ремонту моего загородного дома, я наняла форемэна, у него есть местные рабочие, но я помню о вас, я же вам обещала работу, — сказала гордая собой мадам Маргарита. — Поэтому форемен согласен вас взять.