Но однажды на таможне при досмотре у нее обнаружили кокаин. Я сам давал ей деньги на кокаин, я сам иногда нюхаю кокаин, впрочем, не часто, — вставил Гупта, — но здесь, в Соединенных Штатах, это занятие — детская забава, есть же страны, в которых такое развлечение просто немыслимо, я не разрешал Летише брать кокаин с собой в поездки. Хорошо, эта история случилась в стране, где я просто заплатил таможенникам, случись это, скажем, в моей родной стране, это был бы мой конец, у нас очень суровый закон, не помогли бы и мои деньги, Эдвард, — серьезно сказал Гупта. Я ему посочувствовал. — После этой истории я расстался с Летишей, — сказал Гупта, — она уже на могла жить без белого порошка, что мне оставалось? — опять проапеллировал он ко мне.
По-моему, именно из-за девочек Гупта был одно время одержим идеей купить дом у Изабэл, и очень нелегко с этой идеей расстался. «Так невозможно поддерживать связи с женщинами, — жаловался он мне, — как, если я бываю в Нью-Йорке раз в месяц? Когда я внезапно опять приезжаю сюда через месяц, все мои женщины уже куда-нибудь пристроились».
Бедный Гупта. Я не понимаю, отчего он нервничает. У него столько женщин в Нью-Йорке, что они начинают звонить ему еще за неделю до его прибытия в город. Он использует мой номер телефона, так что все звонки получаю я. Бедный Гупта, глаза у него куда более голодные, чем он сам, и ему хочется всех женщин.
* * *
В один из последующих вечеров Гупта выебал Татьяну у нас в доме, в моем доме, ибо я же здесь живу. Почему я знаю? А я пришел тогда домой, было около полуночи, свет во всем холле и на лестницах был выключен, чего обычно Гупта не делает, это привилегия моя и Стивена только — выключать свет в холле. Свет был выключен, и из солнечной комнаты гудела классическая музыка — Чайковский, которого Татьяна обожает и которого терпеть не могу я.
По всему было ясно, что где-то в глубинах дома в этот момент Гупта вонзал свой бирманский член в Татьяну.
* * *
Спустя пару недель я был в субботний вечер в доме вдвоем со здоровенной дамой по имени Тереза, которую я ебал, не очень, впрочем, успешно, прошлую ночь и субботний день. Тереза, прожившая больше десяти лет в Европе, только что вернулась в Нью-Йорк. Я видел ее второй раз в моей жизни.
Писательница, с очень хорошей фигурой и порядочно потрепанным в жизненных бурях лицом, Тереза уже собралась уходить, как вдруг загудел звонок в дверь, он у нас звучит как Биг Бэн или кремлевские куранты. Я никого не ожидал в этот вечер. Когда я открыл дверь, на пороге стояла одетая в черное, как всегда, взволнованная и экзальтированная Татьяна.
Я очень церемонно представил дам друг другу, и так как Татьяна сказала, что хочет со мной поговорить об очень важном деле, а Тереза просила меня проводить ее, я оставил черное привидение в доме и пошел проводить Терезу.
Проводил и вернулся в дом, покуривая.
* * *
Вернувшись, я не сразу нашел Татьяну, дом-то большой. Я покричал ее, она не откликалась. Послонявшись по этажам, я наконец обнаружил ее, лежащую на третьем этаже в гостевой комнате на кровати. В темноте. Она зачем-то стала мне рассказывать историю своей встречи с Гуптой и то, как он выебал ее, со всеми подробностями. Рассказывая, она хватала меня за руки в темноте и пила вино, которое она знает где взять в нашем доме и уже взяла, пока меня не было.
Истеричная ее история, рассказанная мне то шепотом, то с криками, свелась в конце концов к тому, что, не принимая никаких противозачаточных средств, эта отважная и безалаберная русская женщина, конечно же, забеременела от бирманца.
— Ну хоть хорошо тебе было, удовольствие получила? — поинтересовался Эдвард.
— Получила, — ответила она нахально. — Он, как зверь, весь дрожал, когда ебал меня. Приятно. Он ценит женщину, не то что ты, Лимонов.