— Ведь ты же невеста уже!
— Будет тебе, — степенно сказала Марья и пошла знакомиться с Люсей.
Старик Байкалов смотрел на все это, грустно сощурившись.
— Сейчас Васька придет, — сказал он. Он ждал Ваську. Зачем ему нужно было, чтобы скорей пришел его младший сын, он не знал.
Молодые ушли в горницу и унесли с собой патефон. Игнатий прихватил туда же бутылку красного вина и закуску.
— Выпью с сестренкой, была не была!
— Давай, сынок, это ничего. Это полезно, — миролюбиво сказал отец.
Начали приходить бывшие друзья и товарищи Игнатия. Тут-то бы и начаться празднику, а праздник все не наступал. Приходили, здоровались со стариком и проходили в горницу, заранее улыбаясь. Скоро там стало шумно. Гудел могучий бас Игнатия, смеялись женщины, дребезжал патефон. Двое дружков Игнатия сбегали в лавку и вернулись с бутылками и кульками.
«Сейчас Васька придет», — ждал старик. Не было у него на душе праздника — и все тут.
Пришел наконец Васька — огромный парень с открытым крепким лицом, загорелый, грязный. Васька походил на отца, смотрел так же — вроде угрюмо, а глаза добрые.
— Игнашка приехал, — встретил его отец.
— Я уж слышал, — сказал Васька, улыбнулся и тряхнул русыми спутанными волосами. Сложил в угол какие-то железяки, выпрямился.
Старик поднялся из-за стола, хотел идти в горницу, но сын остановил его:
— Погоди, тять, дай я хоть маленько ополоснусь. А то неудобно даже.
— Ну, давай, — согласился отец. — А то верно — он нарядный весь, как этот… как артист.
И тут из горницы вышел Игнатий с женой.
— Брательник! — заревел Игнатий, растопырив руки. — Васька! — И пошел на него.
Васька покраснел, как девица, засмеялся, переступил с ноги на ногу.
Игнатий обнял его.
— Замараю, слушай. — Васька пытался высвободиться из объятий брата, но тот не отпускал.
— Ничего-о!.. Это трудовая грязь, братка. Дай поцелую тебя, окаянная душа! Соскучился без вас.
Братья поцеловались.
Отец смотрел на сыновей, и по щекам его катились слезы. Он вытер их и громко высморкался.
— Он тебе подарки привез, Васька, — громко сказал отец, направляясь к чемоданам.
— Брось, тятя, какие подарки! Ну давай, что ты должен делать-то? Умываться? Умывайся скорей. Выпьем сейчас с тобой. Вот! Видела Байкаловых? — Игнатий легонько подтолкнул жену к брату. — Знакомьтесь.
Васька покраснел пуще прежнего — не знал: подавать яркой женщине грязную руку или нет. Люся сама взяла его руку и крепко пожала.
— Он у нас стеснительный, — пояснил отец.
Васька осторожно кашлянул в кулак, негромко, коротко засмеялся; он готов был провалиться сквозь землю от таких объяснений отца.
— Тятя… скажет тоже.
— Иди умывайся, — сказал отец.
— Да, пойду маленько… того…
Васька пошел в сени.
Игнатий двинулся за ним.
— Пойдем, полью тебе по старой памяти!
Отец тоже вышел на улицу.
Умываться решили идти на Катунь — она протекала под боком, за огородами.
— Искупаемся? — предложил Игнатий и похлопал себя ладонями по могучей груди.
Шли огородами по извилистой, едва приметной тропке в буйной картофельной ботве.
— Ну как живете-то? — басил Игнатий, шагая вразвалку между отцом и братом.
Васька опять коротко засмеялся. Он как-то странно смеялся: не то смеялся, не то покашливал смущенно. Он был очень рад брату.
— Ничего.
— Хорошо живем! — воскликнул отец. — Не хуже городских.
— Ну и слава Богу! — с чувством сказал Игнатий. — Василий, ты, говорят, нагулял тут силенку?
Василий опять засмеялся.
— Какая силенка!.. Скажешь тоже. Как ты-то живешь?
— Я хорошо, братцы! Я совсем хорошо. Как жена моя вам? Тять?
— Ничего. Я в них не шибко понимаю, сынок. Вроде ничего.
— Хорошая баба, — похвалил Игнатий. — Человек хороший.
— Шибко нарядная только. Зачем так?
Игнатий оглушительно захохотал.
— Обыкновенно одета! По-городскому, конечно.