— Но ведь это было ясно заранее, — говорю я, — Так почему же пошли на это?!
— Те, кому это было ясно заранее, утратили влияние на умы масс и на политику. А те, кто принимал решения, либо не понимали, либо умышленно стремились к тому, к чему вела приватизация. Они теперь решают судьбу страны. Они не остановятся до тех пор, пока приватизировать будет вообще нечего.
— Но ведь этому надо противиться!
— Как?! Многие этому противятся. Коммунисты, аграрии. Демонстрации бывают. Забастовки. Вы же сами все это видите по телевидению. Все газеты печатают. А что толку?! Момент упущен.
— Может быть, ещё представится шанс?
— Возможно. Например, будут выборы президента. Новый президент, если он придёт к власти при поддержке большинства населения, может поставить вопрос о пересмотре итогов приватизации. А пойдёт ли он на это? Вернее, позволит ли Запад пойти на это?
— Неужели мы в такой степени зависим от Запада?!
— А вы сомневаетесь в этом?!
Сын
— То, чем ты занимаешься, — спросил я Сына, — связано как-то с твоей советской профессией?
— Конечно, — сказал он, — меня и держат как хорошего специалиста,
— Чем отличается твоя работа от советского периода?
— Во всем. В двух словах не объяснишь. В профессорской работе перелом не так заметён, как в том, что теперь называют бизнесом.
— Делом!
— Нет, именно бизнесом. Слово «дело» — нейтральное. А слово «бизнес» несёт социальную нагрузку. Оно обозначает нечто такое в деле, чего не было в советские годы. Тогда мне достаточно было просто быть хорошим специалистом и честным работником, чтобы быть уверенным в незыблемости моего положения и постепенной деловой карьере. Я мог и «рвануть» сразу через ряд ступеней. Но я не хотел, ты помнишь это.
— Конечно. Ты не был карьеристом.
— Теперь я ни в чём не уверен. Сегодня я в цене. А завтра буду не нужен. Поэтому для уверенности и стабильности положения я должен выходить сам в категорию хозяев или в число мафиозных боссов. А то и другое равносильно отказу от профессии.
— А уйти в науку? Ты же способный…
— Специалисты покрупнее меня выброшены из науки и зарабатывают на жизнь черт знает чем. Так что нас вынуждают либо к частному предпринимательству, независимому от профессии, либо к преступлению.
— Если мне не изменяет память, ты когда-то весьма критически оценивал положение в твоей отрасли и восторгался организацией дела в Америке.
— Было такое. Дурак был. Что я тогда понимал в западном бизнесе?! Ты ведь тоже критиковал наши порядки!
— Приходилось. Но кто тогда понимал, что наши недостатки были продолжением наших достоинств?!
Зримые черты западнизма
Позвонил бывший коллега по институту. Сказал, что он совместно с рядом бывших профессоров создаёт исследовательский центр, который будет выполнять заказы частного бизнеса.
Я спросил, что требуется от меня. Он сказал, что я должен инвестировать в это предприятие свой пай. И назвал довольно большую сумму. Я сказал, что у меня таких денег нет. Он сказал, что можно взять кредит, заложив или продав дачу. Я сказал, что у меня нет дачи. Он не поверил и после этого мне больше не звонил. А дачи у меня в самом деле нет и не было, причём из принципиальных соображений: мы предпочитали не связывать себя дачей и проводить отпуска по путёвкам или «дикарями». И тогда это было возможно и нам по карману. В последние советские годы началась эпидемия дачеприобретательства — предшественник нынешнего частнособственнического сумасшествия. Мы как-то выпали из этого потока реальности.
В центр Москвы я выбираюсь редко. Выбираюсь как будто в лагерь врагов. Новые непривычные названия улиц, напоминающие о гнусном прошлом России, о царизме, религиозном мракобесии, купцах, крепостниках, жандармах. Позолоченные купола церквей. Вывески и рекламы частных фирм. Здания банков.