Два автомата и еще две какие-то штуки вроде охотничьих карабинов с маленькими — на пять-шесть патронов — магазинами. Она подошла и остановилась перед ним. Киллер лежал как прежде, стискивая в руках ярко светящийся жезл.
— Он жив еще? — спросила она.
— Пока без изменений, — ответил Джерри, собирая автомат. — Я думаю, он пробудет в таком состоянии еще некоторое время, если, конечно, неприятель оставит нас в покое.
Она перешагнула через Киллера и села рядом с Джерри, для чего ей пришлось сдвинуть карабины.
— Покажи мне, как с ними обращаться, — попросила она.
Он удивленно посмотрел на нее:
— Тебе доводилось стрелять?
Она взяла карабин — тот оказался неожиданно тяжелым. Наведя оружие на дверь, она быстро передернула затвор, загнав патрон в патронник. — Я жила на ранчо… гоферы, во всяком случае, меня боялись.
— Вот это женщина! — восхищенно щелкнул языком Джерри.
— А вот с этими «узи» я не знакома, — призналась она и рассмеялась, глядя на его удивленное лицо. — Но я достаточно поначиталась журналов в приемных у врачей, чтобы узнать их.
— Киллер пришел бы от тебя в восторг, — заявил он. — А может, и нет… он убежден, что идеальное оружие для женщины — это метелка для выколачивания пыли.
— Клио? Это его жена?
Он кивнул.
— Помнишь, что он просил передать ей? Что она была молодцом, не что он любит ее? Ей полагается поддерживать порядок в доме и быть в постели в тех случаях, когда он возвращается не слишком поздно. — В голосе его звучало ехидство, которого она не слышала раньше, когда он говорил о Киллере.
Почему все разговоры соскальзывают у них на Киллера? Интересно, какая она, эта Клио?
Он быстро показал ей, как стрелять из «узи» и перезаряжать их.
— Стреляй одиночными, — сказал он. — Очередями — только в самом крайнем случае. Стены тут, я думаю, пуленепробиваемые, поэтому возможен рикошет.
Тут погасла вторая лампа, и они остались сидеть в багровом полумраке.
Два окна светились матовыми прямоугольниками — фонарь на дворе все еще горел. По занавескам пробегали тени, но слишком неясные, чтобы разглядеть очертания.
Они посидели молча. Джерри уронил голову на руки. Нет, так дело не пойдет.
— А кто лежит в постели у Джерри Говарда, когда он возвращается домой не слишком поздно?
Он поднял голову и улыбнулся ей.
— Сам Джерри.
— Холостяк?
— Холостяк, — кивнул он. — Не девственник, но и до Киллера далеко.
— Все сорок лет?
— Ну, время от времени мне попадается рыбка, но я всегда выбрасываю ее обратно. Слишком уж я требовательный.
— Ну и каковы тогда твои требования, — допытывалась она, — что им так трудно соответствовать?
На улице сделалось совсем тихо.
Его зубы блеснули в багровом отсвете печного огня — разумеется, идеальные зубы.
— Не слишком высокая, — начал он, — поскольку я не уверен в себе и мне нужно ощущать некоторое превосходство. Разумеется, блондинка, но не слишком светлая, чтобы ее не преследовали другие мужчины — я уже сказал, что не очень уверен в себе. Музыкальная, поскольку я люблю музыку.
Увлекающаяся литературой — у меня тысячи книг, которые бы мне хотелось прочесть ей, а я люблю читать в постели.
— Это все, что ты делаешь в постели?
Он чуть не поперхнулся — она и не думала, что он такой застенчивый, — и если серьезно, она ни за что не осмелилась бы приставать к ему с этим, но сейчас это отвлекало их от другого. Им ничего не оставалось, кроме как разговаривать.
— Иногда я становлюсь ужасно нежным и пожевываю девушку за ухо, — ответил он, — или читаю ей Китса на сон грядущий. Им это нравится.
— Мне кажется, если им от роду пятьсот или шестьсот лет, это может слишком опасно возбуждать, — предположила она.
Он расхохотался; в глазах его плясали веселые искры.