Огонек в лампе мигнул. Он высвободился из ее объятия и вскочил, схватил лампу, стоявшую на столе, чертыхнулся и бросился к той, что стояла на пианино.
— Керосин почти кончился! — крикнул он. Он рванулся к канистре, поднял ее и потряс — ни звука. — Она же была наполовину полна!
Они молча, в смятении смотрели друг на друга. Огонь в лампе на пианино затрепетал и погас.
Глава 8
Джерри лихорадочно пихал поленья в открытую дверку печи — стопка дров у стены рассыпалась, открыв взгляду спрятанный под ней меч.
Теперь она ощущала странный покой — то ли от неизбежности, то ли от шока, как Мейзи. Она встала с дивана и заглянула в комнату, где находились дети. Мейзи стояла на коленях у кровати и молилась; слова молитвы заглушались верещанием и непристойным бормотанием за окном. Алан и Лейси… ей показалось, что она видит их темные силуэты на кровати, но с полной уверенностью утверждать это не могла, а подойти и поцеловать на прощание тоже не осмеливалась из боязни разбудить, что было бы сейчас совсем уж некстати. Может, они достаточно невинны для того, чтобы демоны овладели ими… но вервольфы? «Прощайте, милые. Простите маму за то, что втянула вас в это».
Потом она заглянула в другую спальню. Юнец сидел на полу, прислонившись к стене, крепко связанный полосами простыни. Один глаз его злобно следил за ней, второй заплыл, и рот, разбитый разъяренным Джерри, тоже кривился набок. Кто-то с треском грыз снаружи оконную раму.
Грэм, тоже связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту, скорчился на кровати. Она склонилась над ним.
— Будешь молчать, если я выну кляп? — спросила она, и он отчаянно закивал.
Она довольно долго возилась с узлом. Что же она такого в нем нашла когда-то? Спрашивала ведь ее об этом мать. Помнится, тогда она ответила:
«Это человек, который знает, чего хочет». Вот дурища… нет бы ей тогда довериться чутью матери, ибо человек, который знает, чего хочет, легко превращается в человека, который готов на все, чтобы получить желаемое, и тогда его обаяние становится оружием, а харизма делается продажной.
Наконец ей удалось вытащить кляп…
— Вот, — выдохнула она.
— Развяжи меня, Ариадна! Не оставляй меня связанным так!
До сих пор ей ни разу не приходилось слышать, как он молит о чем-то, и она испытала отвращение к себе, настолько эта мысль на мгновение польстила ей.
— Потерпи, осталось немного, — ответила она и сама удивилась тому, как бесстрастно звучит ее голос. — Из ламп исчез весь керосин. Джерри считает, что нас скоро атакуют монстры.
— Нет!
— Мейзи молится, как конклав кардиналов, — продолжала она, — и я не сомневаюсь, она не забудет тебя в своих молитвах. Я только хотела сказать, что совсем не хотела втягивать тебя в это. Ты не безгрешен, Грэм, но не заслужил такого. Не такого, во всяком случае…
— Как утешительно, — фыркнул он. — Знай я, что белая горячка заразна, был бы осторожнее.
Ну почему они не могут разговаривать нормально, по-человечески?
— Заразно зло, — возразила она. — Только кто из нас был носителем заразы?
— Ну конечно, это я во всем виноват, — ощерился он. — Алкоголь всегда способствует жалости к себе.
Нет, он никогда не признает своей ошибки — не в его это духе.
— Нет. Под конец я была гораздо хуже тебя. Все, что ты сказал сегодня, — правда. За исключением того, что в Лейси ты винишь одну меня. Если все пошло вкривь и вкось после этого, ты виноват не меньше моего… и, кстати, кто как не ты настаивал на аборте? — что ж, это его уязвит.
— Ага, еще бы, — буркнул он. — Так и знал… Ладно, за это я тебе благодарен. Я ее люблю — и куда ты ее затащила?
Что еще можно поставить ему в вину? Ох, много чего, подумала она.