Уже на следующий день окрылённая новообретённой свободой Аниаллу покинула Бриаэллар и отправилась в Ар-Диреллейт в Академию магии, которую возглавляла эльфийская волшебница Диреллея – давняя подруга сианай. Для того чтобы начать новую жизнь, не связанную со служением Тиалианне, Аниаллу (как она шутила – для конспирации) был необходим диплом мага. Она рассчитывала получить его, сдав в течение трёх месяцев экзамены за весь почти тридцатилетний курс обучения (было забавно тянуть билеты и получать оценки от своих бывших учениц).
И этих трёх месяцев хватило Аниаллу, чтобы, вступившись за одну девушку из тёмных эльфов, снова ввязаться в большие неприятности.
Выпутавшись же из них, она вдруг осознала, что ей нет никакого дела до этой девушки. Алайка снова и снова привычно спрашивала себя: зачем я все это делала? – и теперь не могла найти уж совсем никакого объяснения.
Задай она этот вопрос Гвелиарин, та рассказала бы Аниаллу, что этой эльфийской девушке суждено сыграть огромную роль в будущем, и она спасёт сотни жизней через сотню лет. Но алайка не пошла к мудрой Верховной жрице, вместо этого опустошённая Аниаллу ан Бриаэллар сидела за стойкой бара и сосредоточенно плавила взглядом кубики льда, оставшиеся в зелёном стеклянном стакане из-под вина. Внимательно выслушавший её рассказ Ирсон тоже молчал, участливо глядя на подругу. И хотя он не был Верховной жрицей Бриаэллара, зато обладал свойственной Высшим танаям особенной мудростью и понимал многое, чего не понимали другие.
– Все твои беды оттого, что ты никого не любишь; Аниаллу, – сочувственно вздохнул Ирсон; алайка подняла на него изумленные глаза, беззвучно требуя разъяснений. – Не любишь ни себя, ни тех, кому ты помогала. Да, да, ты сострадаешь, ты чувствуешь чужие беды, будто они твои собственные. Но стоит объекту твоего внимания перестать страдать – и между вами уже нет ничего общего. Тебя ничего уже с ним не связывает. Тебя сильнее волнуют беды существ, чем они сами. Я понимаю, что будучи тал сианай, ты выполняла работу, к которой твой титул тебя обязывал, и твои страдания были частью этой работы. Но теперь это в прошлом, тебе пора становиться алайкой и начать ценить в окружающих качества, которые обычно ценят кошки, те, что могут быть приятны или полезны лично тебе. И тебе стоит стать более эгоиичной, что ли, ведь алайка, которая не любит себя, – это мёртвая алайка.
– Я понимаю это, Ирсон. Но поверь мне, я не в силах взглянуть на мир другими глазами просто потому, что я не могу поднять их – слишком тяжёлую ношу взвалила на меня твоя богиня. Она легка для твоих соплеменников, но для алайки нет ничего более тяжкого. Я вечно борюсь за чьё-то счастье – счастье того, кто близок и интересен не мне, а той частичке Тиалианны, которая была заложена в меня при создании. Наверное, я обречена на то, чтобы вечно помогать кому-то в достижении его цели, – вздохнула она, – ты прав, чужие беды влекут меня, как огонь – бабочку. Я не святая, и у меня есть множество собственных желаний. Но я всегда занята другими… когда же мне жить для себя? – с горечью воскликнула Аниаллу.
– Так живи, тебе же никто не запрещает, – широко улыбнулся Ирсон, подливая ей ещё вина.
– Я пытаюсь. Но когда я вижу таких, как та девочка, я ничего не могу с собой поделать. Я выслушиваю рассказы об их бедах и помогаю их преодолеть, подчас во вред себе. А они потом не то что не благодарят, а даже часто ненавидят меня!
– Аниаллу, ждать благодарности в подобных случаях… – начал было Ирсон, но алайка резко перебила его.
– Да не нужна мне их благодарность! Меня злит то, что я не могу поступать иначе.