И практически сразу же раздался гонг, возвещавший об окончании раунда.
Без сил упав на стул в своем углу, Герман вытянул гудевшие ноги и раскинул руки на канаты, дыша тяжело и глубоко. Вокруг суетился Жека, молча и быстро выполняя свою работу.
Среди всех прочих повреждений и припухлостей именно разбитая губа почему-то доставляла Герману наибольший дискомфорт. Она сильно кровила, и этот солоноватый металлический вкус, наполнявший рот, сперва заставлял Медноголового морщиться, но в один момент все неожиданно изменилось. Кровь продолжала смешиваться со слюной, она растекалась по небу, обволакивала горло, и Герман вдруг почувствовал, что впервые за многие годы ее вкус пришелся ему по душе. Это был пикантный и терпкий вкус. Он все так же без движения сидел в своем углу, смакуя собственную кровь, как какое-то экзотическое блюдо, и подмечая странные изменения. Голод, терзавший его с самого начала боя, отступил на задний план, голова перестала гудеть и туман перед глазами окончательно развеялся. Он ощущал, как его руки наливались непонятно откуда взявшейся силой.
Вперед! катмен сунул в рот другу запасную капу и соскочил с ринга.
Начался шестой раунд, который должен был стать последним в этом бою.
Но Герман, все еще пребывавший под впечатлением от той энергии, что наполнила его уставший организм после нескольких глотков соленой крови, не торопился сближаться с противником.
Капа разбередила края раны, и новые капли попали на язык Германа.
«Я должен сосредоточиться. Не время отвлекаться на странности», мысленно одернул себя мужчина. «Надо аккуратно и чисто завершить раунд. Нельзя, чтобы вышло как в тот раз»
И стоило ему подумать о финальном бое в своей карьере, с которого минуло уже целых семь лет, как перед глазами вдруг неожиданно ярко замелькали картинки из прошлого. Память услужливо демонстрировала сочные и живые воспоминания, будто проектор. Герман на секунду обомлел, когда сознание изменило ему и в суматохе боя вместо Лося он разглядел силуэт своего последнего противника на профессиональной арене.
Подтянутая фигура Леонтия Гаврилова выступила из пелены воспоминаний на ринг, будто оживший кошмар. Он постучал боксерскими перчатками друг о друга и встал в стойку.
Это был бой за защиту титула чемпиона стран СНГ и славянских стран. Герман готовился к нему основательно, каждый день отрабатывая с Игорем защиту от коронного левого хука Гаврилова, который начинался как прямой удар и в последний момент заменялся на хук. Тренер говорил, что именно выработка молниеносного рефлекса могла спасти в этом случае. И Герман усердно оттачивал навыки: всегда старался прикрывать подбородок, подавлял реакцию на защиту головы.
И в самый вечер перед поединком Игорь неожиданно отвел Германа в сторону, предложив ему на следующий день проиграть бой.
Ты уже получил свой титул, достаточно за него поборолся. Отдай его теперь Гаврилову, серьезно посоветовал тренер. Нам очень хорошо заплатят. Я подчеркиваю. Очень!
У Германа в голове ясно звучало каждое слово Игоря, будто они вновь стояли напротив друг друга тогда, семь лет назад. Конечно, он отказал. Грубо и гневно. Потому что тогда для Германа о подобном подставном бое не могло быть и речи.
И на следующий день он скрестил перчатки с Гавриловым, не намереваясь сдаваться. Но все уже решили за него. Если бы Леонтий сам не уложил Германа спиной на ринг, то ему бы помогли. А практически так и вышло. Перед последним раундом Гаврилову тайком вкололи конскую дозу обезболивающего, из-за которого пробить его становилось большой проблемой. А вот Герман, избитый и уставший, не имел никакой поддержки, и потому коронный левый хук все же добрался до него, несмотря на все отработанные приемы защиты. Просто потому, что Игорь спокойно и хладнокровно слил команде противника информацию обо всех тренировках перед боем.
Герман вздрогнул, когда воспоминания перед глазами помутились, прервавшись на несколько мгновений. Провал в памяти. Тогда он провалялся на ринге без сознания секунд семь, но поднялся с твердым намерением нокаутировать Гаврилова после подобного унижения. Вот только белое полотенце, брошенное тренером на пол, оборвало и его надежду на победу и погребло под собой все планы.
Все уже было решено за него.
Стоявшая во рту кровь неожиданно будто вскипела. Та кровь, что была на губах Германа семь лет назад, когда он позорно проиграл, и та же кровь, что теперь он должен был послушно сглатывать, поддаваясь своему противнику.