Уверившись, что на его действия никто не обращает внимания, Лисил осторожно приоткрыл дверь черного хода и беззвучно выскользнул на улицу.
Там он открыл створку фонаря, выпустив на волю луч яркого света, и, прежде чем свернуть в ближайший переулок, поставил фонарь на землю около двери. Миновало несколько мгновений — и стал слышен отчетливый, ускоряющийся с каждой секундой перестук копыт, торопливый топот ног. Те, кто собрался в сыромятне, ничего не услышали, пока не стало уже слишком поздно.
Когда с грохотом сорвалась с петель входная дверь сыромятни, Лисил метнулся за конюшню, вжался, распластавшись, в дощатую стену. Звенела, визжала, скрежетала сталь, кричали люди. Лисил не оглянулся ни разу, даже не шелохнулся — до тех пор, пока в ночи снова не воцарилась тишина.
Воспоминание Лисила понемногу поблекло, оставив после себя лишь стойкий, беспредельно горький привкус отчаяния, — и в горле Мальца заклокотало рычание. Многое, слишком многое тяготит память и душу Лисила, и Малец страшился, что возвращения в прошлое полуэльф может не выдержать. Следуя за остекленевшим взглядом своего спутника и друга, пес посмотрел на луг, по которому отчаянно бежали, спасая свою жизнь, девочка и мальчик. И, все еще чувствуя горький привкус вины Лисила, Малец прижал уши и резко ответил своим сородичам:
Во времена человеческих Забвенных предки тех, в чью плоть я облекся, были с теми, кто противостоял Врагу. Мы сражались вместе с ними... и за них.
Довод его ничуть не тронул сородичей.
Только того ради, дабы сохранить равновесие. Только того ради, дабы сохранить в целости этот мир. Сейчас же случай иной—всего лишь еще одна песчинка в дюнах Вечности,—и ты допустил, чтобы смертная плоть свела с пути истинного твой бессмертный дух. Происходящее здесь и сейчас суть сама Жизнь, хищник и добыча в извечной борьбе за выживание. Вмешавшись, ты выиграешь мгновение, однако же можешь проиграть Вечность!
В напряженный слух Мальца ворвался мерный топот копыт.
Всадник, что скакал впереди прочих, нагнал бегущую женщину. Взвилась и опустилась палица — и пес различил едва слышный убийственный хруст, когда железное навершие палицы сокрушило затылок женщины. Несчастная лишь качнулась вперед — и рухнула замертво в траву.
Палица опять взлетела вверх, вся в крови и в клочьях волос.
Малец зарычал так громко, что это рычание на миг заглушило для него все прочие звуки... и дух его презрительно и гневно ответил сородичам:
Прячьтесь же, таитесь, коснейте в излюбленной своей Вечности... а я — не буду!
* * *
Винн дрожала всем телом, хотя и сама не знала, от стылого ли ветра или при виде того, что творилось на лугу. И все равно в груди ее тлел сумрачный, тусклый огонек — неприязнь к Магьер. Чейна больше нет. Магьер, одержимая своим безумием, убила его. Винн было больно, и она никак не могла избавиться от этой боли.
Порыв ледяного ветра хлестнул в ворота. Винн задрожала сильнее, и внезапно в голове ее вспыхнула острая боль.
Слух ее уловил небывало слитный хор голосов, звучавший из такого невероятного далека, что казался почти неразличим... или же она все-таки слышала эти голоса? Они походили скорее на невесомый шорох множества прозрачных комариных крыльев или же невесомое шуршание листьев, опадающих в осеннем саду. Странный этот хор наполнил сознание Винн, и мир перед ее глазами заколыхался, расплылся, как в ту ночь, когда...
Да, такое уже однажды было с ней.
Малец раздраженно расхаживал перед ней, и шерсть на его загривке встала дыбом. Глядя на него, Винн услышала... нет, ощутила трепет одинокого крылышка, шорох одиноко падающего листа — ответ незримому хору.
На лугу один из всадников ударил торцом палицы убегающего крестьянина.