– Ага, и спишет висяк на бомжа какого-нибудь, – мрачно отозвалась я.
– Так пойди и чистосердечно сознайся, раз ты такая честная! – озверело начальство. – Только дай спокойно подумать.
Я прикусила язык. В самом деле, о чем это я? За разговором с волхвом я, признаться, как-то и подзабыла, что сама к смерти одержимого руку приложила. Или, ногу, если уж быть совсем точной.
На лестницу вышла группа студентов-первокурсников, за ними следовала эдакая Фрекен Бок с журналом под мышкой. Дородная дама сия подозрительно уставилась на нас обоих, укоризненно покачала головой, и, поджав губы, поковыляла вниз по лестнице. Волхв так и пошел алыми пятнами – вот уж не думала, что он смущаться способен, в его-то возрасте!
– Пойдем отсюда куда-нибудь, а? – попросил он. – А то меня только что дряхлым растлителем малолетних обозвали, а тебя…
– Будущим светилом на панели, – спокойно закончила фразу я за свое стыдливое начальство. – Знаю, наслышана об этой мегере, у меня знакомые на геофаке были. Поверьте, у нее не было ничего плохого в мыслях, а то она бы вас не так обозвала.
– А как? – заинтересовался волхв.
Зря он это сделал. Я прокрутила в уме на редкость злую, двусмысленную и откровенно похабную фразу. Как такое могло уместиться в одном предложение я не знала, однако, фраза все-таки существовала. Щеки стопятидесятилетнего волхва вспыхнули, как у старшеклассницы, застигнутой суровой директрисой за первым поцелуем. Я почувствовала себя отомщенной – не все же начальству надо мной шутки шутить?
– Знаете что, – пожалела я Бориса Ивановича. – Пойдемте в кафе на втором этаже, там такие лампы уютные стоят на каждом столике, туда профессора нередко захаживают, там и отдохнем от мегеры. Да и поговорим с толком.
* * *
– Так что он от меня хотел? – спросила я, когда мы, отстояв очередь, наконец, уселись за столиком.
– Это была она, – автоматически поправило меня начальство, касаясь рукой не работающего светильника. Тот зажегся несвойственным ему зеленоватым светом.
– Хорошо, она – так она.
Так, может быть, тот парень все время заикался потому что в него вселилась особа женского полу? Может, он смущался?
– Не факт, – задумчиво ответил телепат. – Скорее всего, он таким образом из себя потерянного, убогого и несчастного изображал, чтобы женскую жалость к себе вызвать. А как, кстати, его звали?
– Не знаю, – покачала головой я. – Как-то не догадалась спросить, – смутилась я под ироничным взглядом волхва. – Кстати… Может быть, он вовсе и не в «Известиях» работал?
– Да нет, – произнес волхв. – Скорее всего, в этом месте он не погрешил против истины. Просто это ты, такая легковерная, у него документы не проверила, а кто другой на твоем месте мог бы и попросить…
Я не ответила, с невероятным наслаждением и звучным хлюпом отпила чай из щербатой чашки с золотым ободком. Все-таки, жизнь была прекрасна, и это только сейчас до меня, замученной событиями последних часов, начало доходить. Во-первых, Танька твердо встала на свои очаровательные ножки, и я перестала быть ей нянькой. Во-вторых, я довольно счастливо избежала нападения форменной бесы, и мне даже не пришлось объясняться с российскими органами правопорядка. А в третьих, передо мной сидело мое распрекрасное начальство, один из немногих людей, которым было до меня не совсем до лампочки.
– Знаешь что, – задумчиво сказал тот, кому моя судьба была небезразлична. – Отправляйся-ка ты в «Известия» внештатным корреспондентом работать.
– Что? – поперхнулась я чаем.
– У меня там, вроде бы, знакомый человек имелся, – не обращая внимания на мою вытянувшуюся физиономию, размышляло вслух начальство.