Даже если бы кавказскую голову Чико замаскировали под голову сикха в чалме, я бы узнал его теперь в любой обстановке.
Я расплатился с барменом, буркнул, что не в настроении играть, и отправился к выходу. Я не боялся потерять Чико. Если он нырнет этой ночью на дно, Пантагрюэлич укажет, в каком водоеме. Прока, вероятно, уже вручил ему пакет с немецкими марками в сумме, эквивалентной пяти тысячам долларов.
В пансионат я вернулся на такси. Под задними колесами "Форда" лежали два кирпича, как бы предохранявшие машину от скатывания под уклон. Ефиму нравились подобные трюки. Этот означал, что заказанная экипировка в багажнике и звонить ему не обязательно.
Поспешность, с какой выполнили заказ, свидетельствовала, что обстановка действительно усложняется. То есть, ни у Шлайна, ни у Дубровина внятной схемы предполагаемого развития событий не появилось, и Бэзил Шемякин остается единственной картой в игре, идущей все ещё в темную...
В буфете я не обнаружил носителей белесых бакенбард и ухмыльнулся, предвкушая появление их начальницы. Прихватил две порции копченого цыпленка, бутылку коньяка, несколько банок с минеральной водой и коробку конфет. Вэлли понимающе улыбнулась.
- Не влюбитесь всерьез, господин писатель, - кокетливо сказала она. В Лохусалу девушки не чета немецким...
- Немецким? Ах, да...
В моей регистрационной карточке в графе "Откуда прибыл" Шлайн, заказывая номер, указал: Германия.
Я завернул в туалет в вестибюле, чтобы полюбоваться отражением в зеркале испитой физиономии потрепанного женатого человека, ради которого молодая женщина решается на адюльтер. Мне очень хотелось надеяться, что она ждет с подсвечником наготове.
И женщина не подвела.
- Отчего ты не позвонил, когда вернулся из Пярну, и не рассказал, как съездил? - спросила она из постели, в которой по-семейному шелестела Таллиннской "вечеркой", воздев на кончик носа очки для чтения. В отличие от Шлайна, Марина сняла замшевый свингер с меховой оторочкой и бросила его в кресло. Я приметил, что она переоделась в ночную сорочку. Обе бретельки умопомрачительно сползли до локтей. На убогом пансионатском кресле, поверх свингера и шали, демонстрировались парижское белье и фиолетовые колготки.
- Уф, - выдохнул я и сполз спиной по двери на пол, надвигая шляпу на глаза. Предметы, выложенные на кресле, ослепляли. Многообещающе. Так я ей и сказал.
- И все же? - спросила Марина, по-старушечьи глядя поверх оправы.
- Все сексуально, кроме очков...
- Тогда я сниму все и оставлю только очки. И ничего не изменится, пока не ответишь...
- Потому что у тебя имелись люди, которые сделали это проворнее, сказал я. - Разве не так?
Она не возразила. Что же, в Пярну и на шоссе до Таллинна бакенбардисты переиграли меня с маскировкой?
Я пересел с пола на стул так, чтобы натюрморт на кресле оставался в поле зрения, откупорил коньяк и разлил по принесенным ею знакомым рюмкам в серебряном окладе. Минуты две или три мы молча потягивали бренди, оказавшийся не слишком хорошим. Тянули время. По одной простой причине. Мы оба затруднились бы сказать, в чем участвуем - в контактной встрече шпионов или в тайном свидании женатых любовников?
В ванной на табуретке возле умывальника меня ждал подарок - купленная Мариной пижама в пластиковом пакете. Наверное, Рауль Бургер вышел в плавание с контрабандным товаром или же просто решил опробовать очищенные от наростов винты, и у неё нашлось время съездить в город за покупками до появления в Лохусалу.