В отличие от госпожи Воиновой.
Все-таки я завернул в Банный переулок. Неоновая стрела на подставке перед лавкой Велле источала теперь малиновые отблески. Отмытый в бане глянцевый скелет папаши Тоодо пил кофе из рекламной фаянсовой кружки, на которой две свиньи - "мистер Фэтти и миссис Чанки" - наслаждались "истинно бразильским напитком".
Новостей от Ефима и сюда не поступало.
Я едва довел "Форд" до Лохусалу. Чтобы побороть сон, я строил планы похищения из джипа "Рэнглера" фотографии мамы и её дочери, которая ждет возвращения папы.
В буфете Прока сидел за дальним столиком лицом к двери.
Новости наконец-то пришли, подумал я.
Глава пятая
Классики
Высокие стволы, раскачиваемые ветром в сосновом бору, издавали дикие звуки - свиристели, выли, пищали. Тропинка едва просматривалась в сером снегу. Прока тащил меня по ней уже минут пятнадцать. Огни пансионата пропали. Мы пересекли дорогу, которая шла из поселка в сторону Палдисского шоссе, и двигались в направлении, противоположном берегу. В глубь континента, хотелось сказать. Вверх, все время вверх - по пологому, заросшему лесом подъему.
- Сильно набрались, Василий Николаевич? Вы вообще-то вполне? В норме, а? - беспокойно спросил Прока.
Он нес ответственность за качественность персоны, которую доставлял к боссу на переговоры. А на казенной службе отбарабанивал вахты спустя рукава.
- Пьяных людей вообще не бывает, - сказал я - Бывает пьяный американец. Пьяный японец. Пьяный китаец. Пьяный немец. Пьяный итальянец...
- Пьяный русак, - подсказал Прока.
- Не дерзи, лейтенантик, - откликнулся я устало. - Я не успел сказать "пьяный молдаванин"... Конечно, я пьяный. Но все пьяницы разные, даже если пили один и тот же шнапс. Мы все разные в пьяном виде... Вдруг начинаешь соображать, что так, как ты сам живешь, пьянствуешь и вообще... люди уже жили и пьянствовали тысячи лет. И спрашиваешь себя: кто же я такой, чтоб быть особенным? А? Прока, ты спрашивал себя об этом? Кто, мол, я такой, чтоб быть особенным?
- Водились бы бабки, - скучно сказал Прока. - Тогда вопросов возникает меньше. А особенный или неособенный... Зависит от технологической необходимости.
- Правильно, Прока. Ты выучил урок. Поменьше философии, побольше наличных, сказал великий калининградский, то бишь кенигсбергский философ Иммануил Кант. Ибо без наличных все остальное не существует, а только мерещится, даже если продается или покупается... Долго еще?
- Осторожно, - сказал он. - Справа бассейн, зимой он пустой, просто выложенная кафельной плиткой яма. Не оступитесь... Чему вы смеетесь?
- Тому, что здесь есть бассейн и к тому же сухой... Как в Париже, например.
- Ну, там их много, - сказал Прока.
Луч галогенной лампы вонзился под ноги и погас. Я приметил, что снег в этом месте сошел. Прошлогодние иголки пружинисто проминались под ногами. Земля прогревалась большим домом.
- Извините, - раздался хрипловатый голос. - Не ослепил? Поднимайтесь сюда. Сюда, господин Шемякин...
Узкая полоска света обозначила на уровне глаз приоткрытую дверь.
Нащупывая ногами ступеньки, я поднялся на высокое крыльцо. Мне положили на спину руку и почтительным нажимом подправили в нужную сторону.
- Теперь порог, осторожно, - сказал тот же голос.
Пахнуло деревом, смолой, растапливаемой печью и свежей хвоей. Дверь захлопнулась, включили освещение.
Музей! В обрамлении карельской вагонки - деревенский стол, обставленный деревянными креслами с резными спинками и подлокотниками, камин с горевшими поленьями за кованым экраном, подобие бара с бутылками, бочоночками, посудой и никелированным инвентарем, скрытый в ларе холодильник.