Мы развернулись на автобусном кругу и постояли немного, присматриваясь к дымам над трубами, деревьям и кустарнику - в какую сторону ветер? Набрав скорость, я потянул конец стальной проволоки, открывающей клапан бутыли, и посчитал секунды, пока масло добиралось до выхлопной трубы. Горячий газ превратил капли касторки в клубы тумана через четыре секунды. Завеса распушилась, по моей прикидке, метров на сто.
Я высадил Линька Рэя у входа в пансионат.
- Откуда тебе известно, что за штуковину ставил? - спросил я его.
Он пожал плечами, переступая огромными ботинками, и улыбнулся.
Резко, сразу со второй, я принял старт. Путешествие предстояло долгое. В военном деле то, что я собирался предпринять, называется рекогносцировкой. Я намеревался поработать над планом покушения на генерала Бахметьева ещё в одной местности.
Товар должен производиться при всех обстоятельствах, даже в случае непредвиденного исчезновения заказчика.
В Пярну, справа от пляжа, зыбь с такой злостью и частотой швыряла куски льдин о булыжный мол, что их крошево, перемешанное с каплями воды, беспрерывно висело в воздухе, покалывая щеки и губы. Ветер рвал и задирал полы пальто, пронизывал насквозь, задувал за шиворот. Шарф я оставил в пансионате. Перчатки забыл в "Форде" и согревал ладони, втягивая их в рукава. Плохо закрепленные необтесанные плоские булыги шатались и скользили под окоченевшими ногами.
Мне хотелось отойти по молу подальше от берега и обозреть панораму возможного поля битвы. И предаться сладким воспоминаниям. Пять лет назад, ночью, на торце мола, нас с Мариной спугнул прожектор катера береговой стражи.
Городок Синди, где, наверное, до сих пор обретается её первый эстонский муж, находился в двадцати минутах езды.
Встроенное в длинное здание пляжных служб маленькое кафе с четырьмя столиками - "кохвик" - оказалось открытым. Три молодца, коротавшие время за картами у стойки, мрачновато посмотрели в мою сторону. Не вставая с высокого табурета, один перекинул на мой столик затянутое в пластик выцветшее меню. Я не стал читать и попросил двойной коньяк. Молодцу пришлось положить карты, отлепиться от компании, дотянуться до бутылки, которую, видимо, редко тревожили, взять рюмку и наполнить её.
- Мне нужно позвонить в Таллинн. У вас есть телефон? - спросил я.
- Есть, но это служебный. Если нужно, может быть, вы воспользуетесь переговорным пунктом в городе? А с другой стороны здания есть таксофоны.
Клиенты без мобильника казались ему деревенщиной. И, видимо, акцент выдавал лицо моей национальности.
- Холодно, пронизывает. Я бы посидел, согрелся... Может быть, ваш начальник разрешит воспользоваться аппаратом? Я заплачу, конечно.
- Я и есть начальник, - сказал он.
- Значит, можно?
- Не следует в вашем возрасте и в такую погоду совершать моцион непременно по молу, - проворчал он, - тогда не замерзнете... Можно, конечно.
Снял трубку, вытянул антенну и принес мне.
Я кивнул и отхлебнул из рюмки.
- Алло, - ответил Скелет Велле из музыкальной лавки. Я представил, как он с досадой оторвался от своего бульона. Музыки не слышалось.
- Это Шемякин говорит. Для меня ничего?
- Добрый день, господин Шемякин. Для вас ничего.
- Передайте Ефиму, что необходимо обсудить одну закупку. Непременно до завтра. Пусть либо приедет, либо позвонит. Я вернусь домой после девяти вечера.
- После девяти вечера. Сегодня. Передам, - сказал Скелет. - Но это проблематично.
- Пора, ребята, - велел парень, назвавшийся начальником кохвика.
Все трое вышли, щелкая суставами бамбуковой шторы в дверном проеме за стойкой бара.
- Что значит - проблематично?
- Господин Шлайн просил в случае соответствующего вопроса с вашей стороны поставить вас в известность о его отсутствии в течение двух дней. Возможно, трех. Именно.
Я набрал номер Марины.
- Кто это? - спросил Рауль.
Я вдавил кнопку отбоя. Словно сопляк, нарвавшийся на мужа.
Сделал большой глоток коньяка.
Бог с ними, подумал я, с этими ящиками. Сообщу ей позже. Не горит, наверное.