На Уганду с легкой руки королевы и Леагра ополчился весь двор.
Как она не угодила этому проклятому магу - ума не приложу. Вероятно, сказала, что они расстаются из-за меня. Приятно, конечно, но кто ж знал, что он прилетит ко мне, вломится без доклада - и с порога начнет её чуть ли не руганью крыть?
Наговорил всякой чуши, чего только не приплел: и шпионка, мол, она (ага, на кого, интересно, если она за все время жизни во дворце со двора не выходила и к послам не приближалась?), и убийца, ко мне специально подосланная (что же тогда, скажите, ей мешало подпустить меня поближе к себе в первый же вечер - и ткнуть кинжалом под ребро?), и вертихвостка… Словом, навешал лапши на уши с полфунта - и доволен собой.
Отправил я его, конечно, куда подальше, чтоб не порол чепуху и в монарших глазах беззащитную женщину не чернил. А толку?
Если этот паскудный маг что-то решил, то так просто уже не оставит.
Через полчаса ко мне приходит маменька. Начинает жаловаться, врать, требовать, чтобы я отправил Уганду куда подальше. Дескать, не вписывается она в стайку её фрейлин: и красивая слишком, и самовольная, и всех рыцарей словно бы приворожила - теперь все остальные дамы без кавалеров скучают, ритуальные брачные порты вышивают, да только всучить вот некому.
– Ваша, - говорю, - фрейлина. Вы и отсылайте её.
– Ага, - отвечает, - и какие же тогда обо мне слухи по всей Митьессе полетят? Что старая стерва не терпит подле себя симпатичных конкуренток.
В кои-то веки правду сказала!
– А вы, сын мой, - король. Вам положено быть строгим.
– Но, видите ли, эта женщина лично мне очень даже нравится! Зачем же я стану её отправлять куда-то?
– Вот именно!!! Она и вас словно околдовала! Стыдитесь, Ваше Величество: как верный пес с неё третью неделю глаз не спускаете!
Словом, маменьку я тоже несолоно хлебавши назад отправил, да только толку чуть.
Если уж королева на пару с придворным магом объявили не кого-то травлю - то тут не спасет никто и ничто.
Уганда молчит, не жалуется, только ходит бледная, словно тень, Леагра вообще по широкой дуге на цыпочках обходит, на Её Величество головы не поднимает. По вечерам мы теперь тоже не видимся: королева её специально от себя не отпускает. Так что теперь у этой фрейлины не жизнь, а мука.
И ведь правда отошлю! Отошлю куда-нибудь в провинцию, в фамильный замок, со всеми почестями - но всё же в ссылку. Потому что оставь её, вопреки всему, здесь - эти сволочи её ведь до того доведут, что она и руки на себя наложит.
И самое отвратительное: с тех пор мы ни разу наедине не виделись и не разговаривали. Значит, она считает, что и я её предал. А может - и вообще отдал приказ на ушко королеве о, собственно, травле.
Зараза…
Никудышный из меня монарх. Даже собственный двор не могу к порядку призвать - куда уж там сопредельные королевства?!
… (неделей позже)
Уехала.
В золоченой карете, запряженной тройкой великолепных лошадей.
Оказывается, невозмутимые синие глаза способны сверкать ненавистью почище магических молний"
– И Совет магов пребывал в большом расстройстве, - съязвила Ристания, решительно отодвигая подальше ворох прочитанных свитков.
– Причем тут Совет? - невнимательно переспросила Лерга, думая о другом. О том что, оказывается, и у королей бывают драмы в личной жизни.
– Притом, что он лишился талантливой осведомительницы, - потянувшись с мягкой грацией лесной ласки, пояснила чародейка.
Лерга засмотрелась на плавно стекающую от её локтей к запястьям ткань воланов на рукавах - вишневый тончайший шелк, даже не электризующийся от остаточной энергии ушедших заклинаний, - и общий смысл сказанного дошел до неё несколько позже.