Они хотят пить, но каждый требует, чтобы раньше дед выпил кружку воды: "Может, ты, жид, воду отравил?" Поскольку поляков было почти десять, то деду предстояло выпить 10 кружек воды. Дед не в состоянии больше пить, на него уже замахнулись пустой бутылкой. Отец обратился к ним по-польски с просьбой не мучить его тестя. Они согласились, что не надо обижать земляка и ушли.
Младший брат отца Даниил приехал в Несвиж и женился. На польско-советской границе его задержали (Даниил подрабатывал контрабандой сахара), обвинили в шпионаже в пользу большевиков и тут же (время военное) приговорили к расстрелу. На встрече с польским комендантом отцу удалось убедить начальство, что Даниил невиновен, и его освободили.
Между Уздой и Несвижем установилась советско-польская граница. Отец остался в Несвиже, считая себя патриотом вновь приобретшего независимость Польского государства. Тем временем мама в сопровождении брата Мотла несколько раз переходила границу, навещая своих родителей в Узде. Эти переходы становились все более опасными: на границе бесчинствовали банды Булак-Балаховича. Формально они сражались с красными за самостийную Беларусь, а фактически грабили и убивали евреев - это и безопаснее, и легче. Связь матери с родителями оборвалась на 19 лет, до присоединения Западной Белоруссии к СССР. Она лишь изредка получала письма из дому, каждый раз совершавшие кругосветное путешествие. Ведь переписка с Польшей угрожала обвинением в шпионаже в пользу польской дефензивы, что равнозначно было смертному приговору. Поэтому дедушка посылал письмо своим сыновьям в Америку (тогда не очень трефное государство), а они пересылали его нам. Напрямик же расстояние между родителями и дочерью -всего сто километров.
Родственникам в СССР жилось нелегко. Перманентная мировая революция (позже меньше афишировалась) требовала много средств. Ограбили помещиков, капиталистов, церкви и синагоги, даже мужиков, но все было мало. Взялись за еврея-ремесленника. В еврейском местечке была еврейская милиция. Все всё знали обо всех - даже какой приплод принесла кошка Янкеля Рябого. Был Хаим-Эля в Америке? Был. Заработал доллары? Заработал. Вызвали дедушку в милицию:
- Хаим, гиб ди долларн!
Принес Хаим-Эля доллары. Пересчитали:
- Все принес. Иди домой!
А вот Мойша Кульбака принес не все сбережения. В милиции знали точно, сколько у него денег. Били, пока все не отдал. Потом сотворили голод. Хочешь спасти семью от голода - неси в Торгсин обручальное кольцо или серебряный кубок для благословения вина. Умели большевики грабить.
В 1921 году родился мой брат Михаил, затем я, а после меня родилась в 1931 году сестричка Сара. В Несвиже отец в короткий срок наладил работу ивритской школы, и тем самым вырос его авторитет среди евреев города. Его избирают "лавником" - депутатом магистрата. Слава об отце как педагоге дошла до города Ляховичи, где еврейских детей продолжали обучать в хедере. В Несвиж отправилась солидная делегация с просьбой открыть и в Ляховичах еврейскую школу. Мотивировали тем, что в Ляховичах - корни моей матери. Обещали выкупить "пляц", где когда-то стоял дом Неяха Мыслобожского, и всякую другую помощь. Потом оказалось, что общественность не согласна выделить средства для организации школы. Пришлось отцу взять ссуду в банке, стать частником, к чему он не был приспособлен. Все же в сжатые сроки построил здание для первых четырех классов, а потом - для пятого-седьмого классов. Он набрал штат учителей и получил правительственную концессию на общеобразовательную "повшехную" школу с преподаванием на языке иврит.