-Пришла, спрашиваю мать: "Что же твоя дочка без калош ходит в школу?" А она отвечаете "У меня их четверо, а калоши одни". Я говорю: "Пойдем со мной". Взяла ее, пришла в партком, говорю секретарю товарищу Королеву: "Александр Николаевич, вот я к тебе с больным вопросом пришла и не уйду, пока ты этой женщине не поможешь. Ее девочка ходит, в школу без калош". Нашли средства, дали ссуду женщине, обули девочку, а то заморозки на дворе, а она без калош!
Я сама жила прежде в тяжелых условиях, знаю, как тяжело бывает без поддержки. В партии состою с тридцать первого года.
Парторг группы. Слежу, как коммунисты выполняют поручения, как платят членские взносы, как занимаются. Главное, за тем слежу, как они выполняют план, являются ли они авангардом. Раз ты коммунист, ты особенно настойчиво должен бороться с трудностями. Я и строга и настойчива.
В последнее время мы просим повысить скорости станков.
Прослышала я, что в Орехово-Зуеве уже применяют большее уплотнение. Сейчас же поставила вопрос, пришла к начальнику цеха, прошу большего уплотнения. Там, где раньше две работали, - теперь стала одна. Глядя на меня, другие партийцы то же самое просят, а за ними и беспартийные требуют: "Дайте мне больше станков, я справлюсь!"
Сейчас наша группа втянулась в движение за выполнение пятилетки в четыре года. Коммунисты говорят: "Можем еще лучше работать, выполним не в пять, а в три с половиной года".
И верно, мы, владимирцы, если желаем, можем хорошо работать.
Отец мой был каменщиком. Осталось нас после смерти матери восемь душ. Я, бывало, ему скажу: "Как ты забираешься, тятенька, так высоко?" А он говорит: "На люльке, дочка, поднимаюсь..."
Любил свое дело покойник.
С двенадцати лет я стала работать на фабрике. Помню, когда пришла первый раз, струсила, дрожу, а директор-англичанин, как меня увидел маленькая я была, - матерно меня обругал...
Я смотрю на ее лицо, еще не старое, исполненное благородства. Темные, глубокие глаза, смуглые щеки. Высокая, прямая, стройная.
"Я депутат, в партии с 1931 года, душевно болею за все!" - звучат в памяти ее слова.
Как нарисовать портрет ее? Как изобразить эту высокую чистоту скромного подвига?
Партийный комитет фабрики имени Лакина находится в деревянном одноэтажном доме. Здесь за продолговатым столом, покрытым красной материей, вы часто можете встретить секретаря парткома. У него черные глаза, тонкие губы, спокойный, твердый взгляд. В манере говорить, не повышая голоса, без длинных нравоучений, нет и тени сухости. В тех случаях, когда обыкновенно человек выходит из себя, секретарь парткома Королев только морщится, как будто бы он отведал что-то очень кислое, невкусное.
Когда ему говорят: "Это невозможно!" - он, не повышая голоса, спокойно отвечает: "А вы попробуйте!" Люди пробуют и убеждаются, что невозможное осуществимо.
- Я из бедной крестьянской семьи, - рассказывает Королев, - Учился в детстве мало. Крестьянская работа поглощала все мое время. Моя школа партия и комсомол. Теперь уже я думаю навсегда остаться партийным организатором. Глубоко овладеть партийной работой, которая затрагивает все стороны жизни, - это моя цель!
В тридцать первом году я стал наборщиком Собинской районной типографии. В том же году вступил в комсомол. Здесь меня учили жить общественными интересами, не о себе одном думать.
С большим увлечением работал я в комсомоле. Меня выбрали секретарем комсомольской организации. В тридцать пятом году назначили бригадиром наборного цеха. Через два года стал директором типографии.
В сорок первом году я - лейтенант, командир роты народного ополчения под Москвой. Около села Дорохова получил пятнадцать осколочных ранений. Когда очнулся, возле меня никого не было - наша часть переменила позицию.