Но если некому будет пахать, не будет ни у кого и карет, - зачем же тогда дороги чинить? Хочешь в каретах ездить - чини сам, а мы на колесах - есть такой экипаж, который называется "Колеса", потому что в нем, кроме колес, ничего нет, - везде проедем. Разумеется, когда начальство едет - губернатор, архиерей, исправник, - тогда, понятно, следует уважение оказать, дорогу починить, тогда не то, что худую, а и хорошую дорогу починим! Повторяю, теперь я привык ко всему этому; знаю, что осенью и весной ездить не следует, да и летом, отправляясь в дорогу, нужно перекреститься, - но тогда, внове, я ужасно волновался. Нужно чинить дорогу, а за починку требуют несообразную цену - сто рублей. Что тут делать? крестьяне так и уперлись на ста рублях.
На другой день приходит ко мне один крестьянин, с которым 65 первым я сошелся по приезде в деревню. Крестьянин этот в крепостное время был взят из деревни в дворню и служил при мне в "мальчиках" в доме, где я воспитывался до пятнадцати лет. В малолетстве мы были друзьями и когда-то вместе играли, бегали, дрались. Потом меня отвезли в Петербург, а Степка попал в поваренки, был поваром, служил при одном из молодых господ, с которым, как он выражался, отломал два похода: венгерский и крымский. После крымской войны Степан получил вольную, служил долго в Петербурге при одной из гимназий, наконец, заболел, пролежал восемь месяцев в больнице и, поправившись, по совету доктора, отправился в деревню, - двор его зажиточный, - в несколько лет сделался совершенным крестьянином, научился пахать, косить, рубить. Человек он был - нынешней зимой он умер - очень умный, добросовестный работник, отличный хозяин, понаметался около людей, все хорошо понимал и пользовался громадным уважением в деревне. Когда я приехал в деревню, Степан явился ко мне поздравить с приездом, я ему очень обрадовался, стали мы припоминать старое время, как вместе лазили на голубятню, вместе воровали вишни и дразнили старого садовника Осипа. Я, конечно, угостил Степана и водочкой, и чайком. Потом Степан иногда наведывался ко мне по праздникам вечерком покалякать: пили чай, болтали о Петербурге, о старом и новом времени, о хозяйстве. Степан много мне разъяснил из деревенских отношений, много дал хороших советов. "Теперь еще лучше можно хозяйничать, чем прежде, когда были крепостные, - говаривал Степан: - теперь все стало дороже, особенно как дорогу провели; вы не опасайтесь, что будет недостаток в рабочих, не бойтесь, что земля запустеет, - все обработают; делайте так, чтобы и вам было выгодно, и мужику было выгодно, тогда у вас все пойдет хорошо".
- Да как же это сделать?
- Хозяином нужно быть для этого. Коли сделаетесь хозяином, так и будет все хорошо, а если хозяином не можете сделаться, так не стоит и в деревне жить. По-деревенски только все делайте, а не по-петербургски. Здесь иначе нельзя, сами увидите.
После разговора с крестьянами насчет поправки плотины и дороги на другой день Степан пришел ко мне и принес зайца.
- Я вот зайца убил, А.Н., вам принес - русачок.
- Спасибо, вот и отлично, сам его и зажаришь, вместе и закусим.
Степан зажарил зайца, выпили, сели закусить и, разумеется, разговорились о прорыве плотины. Я жаловался, что крестьяне прижимают и требуют сто рублей за такую работу, которая стоит много тридцать рублей.
- Не так вы сделали, А.Н., - заговорил Степан. - Вы все по-петербургски хотите на деньги делать; здесь так нельзя.
- Да как же иначе? 66
- Зачем вам нанимать? Просто позовите на толоку; из чести к вам все приедут, и плотину, и дорогу поправят. Разумеется, по стаканчику водки поднесете.
- Да ведь проще, кажется, за деньги работу сделать? Чище расчет.
- То-то, оно проще по-немецки, а по-нашему выходит не проще. По-соседски, нам не следует с вас денег брать, а "из чести", все приедут, - поверьте моему слову.
- Хорошо, положим, я толоку сделаю... нужно угощение хорошее, а ты сам знаешь, - у меня никакого заведения нет, столов даже нет.