На его стук вышла молодая девушка, которая и провела его в гостиную.
Комната была обставлена очень скудно — вся обстановка состояла из пары плетеных кресел, стола и маленького коврика.
Ридеру бросилось в глаза, что молодая девушка чем-то озабочена. На ее красивом, но несколько грубом лице виднелись следы слез.
— Миссис Магда Грайн? — осведомился у нее Ридер. Она кивнула головой.
— Вы явились из полиции?
— Не совсем так, — выразительно заметил Ридер. — Я… Я служу и работаю в канцелярии прокурора, моя деятельность несколько отличается от рода деятельности полиции.
Она нахмурила лоб.
— Я была очень удивлена, что никто до сих пор не являлся ко мне, — сказала она. — Вас направил ко мне мистер Грин?
— Мистер Грин действительно упоминал о вас, но я пришел к вам по своей собственной инициативе.
На мгновение в ее глазах мелькнуло нечто, заставившее Ридера насторожиться.
— Я ожидала, что кто-нибудь навестит меня, — сказала она. — Зачем он это сделал?
— Вы считаете его виновным? — Полиция полагает, что он виновен, — ответила она и тяжело вздохнула. — Честное слово, сожалею о том, что мне суждено было оказаться здесь.
Он ничего не ответил. Глаза его блуждали по комнате. На бамбуковом столике красовалась старая ваза, в которой стояло несколько желтоватых, причудливой окраски, хризантем. А посреди этих чудесных хризантем виднелась скромная маргаритка, неизвестно каким образом попавшая в это пышное окружение.
— Вы любите цветы? — прошептал Ридер. Она равнодушно взглянула на вазу.
— Да, — ответила она, — это прислуга поставила эти цветы на стол. Вы полагаете, что ему грозит смертная казнь?
Резкость, с которой девушка осведомилась об этом, неприятно задела Ридера.
— Его положение очень серьезно, — ответил он. И поспешил прибавить: — Нет ли у вас его фотографии?
— Есть, — ответила она, нахмурясь. — Вам угодно ее иметь?
Он кивнул головой.
Девушка удалилась из комнаты и тут же после того, как дверь захлопнулась за нею, Ридер бросился к столу и вытащил цветы из вазы.
Цветы были беспорядочно сгруппированы и перевязаны вокруг стеблей веревочкой. При этом Ридер обратил внимание на то, что они были не срезаны, а сорваны.
Под бечевкой виднелся обрывок бумаги — листок из записной книжки, — можно было разобрать красные и синие линии на нем, но написанное карандашом расплылось, и разрозненные слова невозможно было разобрать.
Услышав шаги возвращающейся девушки, он поспешил поставить цветы на место, а сам отошел к окну.
— Благодарю вас, — сказал он, беря у нее фотографию, на оборотной стороне которой красовалась нежная надпись.
— Вы замужем, насколько мне известно?
— Да, но я собираюсь разводиться, — ответила она.
— Вы давно живете здесь?
— Приблизительно три месяца. Я переехала сюда по его желанию.
И снова Ридер поглядел на фотографию.
— Вы знаете констебля Бернета?
Легкий румянец покрыл щеки девушки, но она снова овладела собою.
— Знаю ли я его, этого болвана! — воскликнула она. И, словно спохватившись, смягчила тон. Ей пришло в голову, что манера ее выражаться не совсем соответствовала манере, свойственной скромной женщине.
— Мистер Бернет несколько сентиментален, а я терпеть не могу подобных людей. Особенно в тех случаях, когда они… они… вы понимаете меня мистер…
— Ридер, — подсказал сыщик.
— Вы понимаете меня, мистер Ридер, — продолжала его собеседница, — что мне в моем положении не особенно пристало уделять внимание его любезностям.
Ридер пристально взглянул на нее.
Не было никакого сомнения в том, что ее горе и печаль были искренни и непритворны. В умении разбираться в человеческих чувствах и в том, как они отражались на лицах, Ридер был большим мастером.