Войска фюрера бьют их, блестяще прошли в глубь страны: Прибалтика, Молдавия, Белоруссия, Украина, Западные области! А все глупо уверены, что немцев побьют... Черт-те что! Какой-то фанатизм! Откуда только берутся силы, терпение, вера и упорство?! Признаюсь честно: позавидовать можно. Вы не подумайте, что я сочувствую. О нет! Я ненавижу их, ненавижу от всей души! Но поражаюсь. Ведь, кажется, всем ясно, что от таких ударов Советы не оправятся, а попробуйте с кем-нибудь поговорить на эту тему. Ого! Вас быстро сведут в милицию, а то и в другое место. При таком положении надо быть очень осторожным. Сто раз отмерь, а один - отрежь! Я уже ученый...
Почему он уже ученый, Саврасов не договорил.
- Ну что ж, - сказал я со вздохом, - поскольку передвинуть в Москву вас не удастся, дайте мне координаты этих ваших... Диспетчера и Прораба. Придется связаться с ними.
Он, не колеблясь, вырвал листок из записной книжки и написал адреса и фамилии, потом сообщил мне несложные пароли, которые я мысленно несколько раз повторил.
Мы расстались почти в полночь. Проводив гостя и выждав некоторое время, достаточное для того, чтобы убедиться, что Саврасов улегся отдыхать, я покинул свой номер. Мне надо было связаться с местными товарищами.
Дождь перестал, небо прояснилось, проглядывали звезды. Не высохшие еще асфальтовые мостовые при свете фонарей напоминали реки. Я радовался улучшению погоды, так как на другой день мне предстояло лететь.
Утром состоялся последний разговор с Саврасовым, хотя о том, что он последний, знал лишь я. Саврасов надеялся еще на встречу после обеда и рассчитывал получить обещанные деньги. Он, конечно, и не подозревал, что я поручил его "заботам" местных товарищей.
Задолго до обеда я был уже в воздухе.
4. КОНТРОПЕРАЦИЯ
В наш прифронтовой городок я вернулся вечером, подробно доложил полковнику Решетову о своей встрече с Саврасовым и отправился спать. В эту ночь, как и в другие, был налет вражеских бомбардировщиков. Бомбили и обстреливали одновременно мост, железнодорожный узел, центр города, аэродром и больничный городок.
А через полчаса после отбоя, когда легким туманом задымилось утро, меня вызвал к себе на квартиру подполковник Фирсанов.
Я добрался до его дома по исковыренной бомбами улице. Над городом стлался дым пожаров. Фирсанов расхаживал по двору вместе с комендантом штаба, который ему что-то докладывал.
Ответив на мое приветствие и отпустив коменданта, Фирсанов сказал:
- Ну вот... сегодня наши зенитчики отличились. Сшибли два "юнкерса". Один упал на кладбище, второй - в реку. С одного успел выпрыгнуть парашютист, кажется стрелок... Полковник Решетов уже побеседовал с ним... Ну, а ты как чувствуешь себя? Как настроение?
Я отлично знал, чему предшествуют такие по виду ничего не значащие вопросы. Знал также (как и другие офицеры штаба), что, если подполковник обращается к подчиненному на "ты", это не проявление панибратства. Отнюдь нет. Это свидетельствует прежде всего о том, что предстоит серьезный, ответственный разговор. Это было таким же обыкновением Фирсанова, как и привычка смотреть, прищурившись, прямо в глаза собеседника.
- Пойдем, - сказал Фирсанов. - Нас ждет полковник.
Решетова мы нашли в кабинете Фирсанова. Склонившись над столом, он рассматривал топографическую карту.
Он обрадовано встретил меня, усадил и продолжал изучать карту.
- Как парашютист? - поинтересовался Фирсанов.
Решетов досадливо отмахнулся.
- Диву даюсь, - проговорил он, - что у вас тут за народ. Будто никогда не видели живого гитлеровца! Сбежались все: из разведотдела фронта, из контрразведки, из политуправления, из редакции армейской газеты...
- Он же все-таки с самолета, - напомнил Фирсанов. - А эта публика не так часто дается в руки.
- Ерунда! - возразил Решетов. - Этой публики сейчас развелось как воробьев на горохе...
Мы с Фирсановым рассмеялись.