Господи, дай мне сил, просвети и успокой, Господи... Я ведь видел этого мальчика... Сегодня какое число? Черт с ним... Я брежу. Мальчик вернется домой, родственники успокоятся, я сейчас приду к Мищуку, и он сообщит: дома мальчик. Все в порядке!"
Он почувствовал взгляд, тяжелый, навязчивый, обернулся резко, чтобы поймать; тот (что-то очень знакомое показалось в облике) даже не сделал попытки спрятаться- знакомец по вагону "Петербург-Москва". Вчера это был просто попутчик со своим особым мнением. Но сегодня, здесь, в Киеве? Ишь, как глаз у него зыркает, но не останавливается, не фиксирует, чтобы "объект" не "срисовал", не догадался. Поздравляем, Евгений Анатольевич,персональный филер, великая честь, редко кто удостаивается... Им надобно знать о каждом шаге? Вряд ли... Для этого наряжают бригаду, люди в ней меняются, переодеваются на ходу, располагают несколькими извозчиками, а то и автомобилями. Этот же прилип, словно банный лист, и не просто прилип, а нарочито, подчеркнуто обозначает свое присутствие. И это означает только одно: надзор...
И с некоторым неудовольствием и даже смущением обнаружив сей неприятный факт, Евдокимов в волнении начал соображать - к чему бы такое? Кажется, не провинился. Не вышел из доверия. Ничем себя не запятнал. Связи, их характер - безупречны. Преданность делу и верность Государю непреложны. В чем же дело?
Вероятно, ему намечена какая-то особая роль, сыграть которую обязан безо всяких отклонений...
Значит, отклонения могут быть?
И для того, чтобы они не случились, - присутствует знак государственного надзора? Черт возьми, что им надо? Чего хотят? Куда толкнут?
И - главное: убийство еще не совершилось.
Спина у Евгения Николаевича разом взмокла, бросило в жар. Этот возникший будто из небытия глагол прошедшего времени поразил и даже обжег. Сник, подумал: "Именно не совершилось, именно, в этом-то все и дело!" И вздрогнув: "Или... не открыто еще?"
Значит, департамент ждет?
Евдокимову стало совсем плохо...
Хорошенькое дело... Яко тать в нощи ждет и, кто знает, контролирует тех, кто против Столыпина? Это департамент-то? Ведь Столыпин - верховный его глава1. И тем не менее: он, Евдокимов, - глаз департамента. За ним, глазом, ведут откровенное наружное наблюдение. И это означает, что за глазом им нужен глаз да глаз... Неожиданно выпрыгнувший каламбур развеселил, и Евгений Анатольевич, уловив искусно брошенный взгляд филера, рассмеялся ему в лицо. "Ничего, - подумал. - Потягаемся".
Огромное красное солнце повисло над городом, будто некто чудовищный, не таясь, подглядывал за делами и душами людскими. "Око государево... - с усмешкой подумал Евдокимов. - Куда скроешься..." Филер неожиданно исчез, словно провалился. Покрутив головой, Евгений Анатольевич не обнаружил ровным счетом ничего и облегченно вздохнул. Теперь можно было заняться собой: зов изнутри ощущался болезненно-тягуче, горячий жир котлет представился столь явственно, что справиться с вязкой слюной, вдруг наполнившей рот, не было никакой возможности. Евдокимов понял, что нужно немедленно посетить ближайший ресторан или, на худой конец, обжорку. И сразу стало легче. "Что такое, в сущности, еда? - вопрошал, двигаясь быстрым шагом по узенькой улочке. - Это предвкушение, главным образом, наслаждение воображением. Подумав о еде и мысленно вкусив, я могу - как человек, несомненно собой владеющий, - и вовсе не есть! Можно даже проверить..." - Евдокимов ощутил за спиной легкие шаги, шелест платья, и вдруг удивительно гармоничный, чуть низкий голос заставил вздрогнуть и остановиться.
- Сударь... - смущенно звучало, - вы случайно не знаете...
Не в силах сдержаться (сразу представился воздушный замок и некая тающая фея у входа), обернулся и увидел невысокую, с тонко перетянутой талией девицу.