«Ну Тибиркин! Ну простак! – ругнулся про себя Солдатов и почувствовал, как запылало его лицо. – Неужели таких вещей не понимает, что рассадить надо было. По одному же делу проходят…»
– Здравствуйте, товарищ начальник! – складный и симпатичный Шахов быстро встал и с подчеркнутым уважением посмотрел на Солдатова. – Меня вот с этим молодым человеком ваши милиционеры на «газике» доставили. Не думали, что в свидетели попаду, – его сухое, чуть скуластое лицо тронула улыбка. – Кем, кем, а свидетелем еще не бывал. Непривычно.
– Обвиняемым быть привычней? – усмехнулся Солдатов.
– Это теперь не для меня. Я давно завязал, товарищ начальник.
– Рад за вас. А вы кто такой? – обратился Солдатов к парню в куртке.
– А вы кто такой? – парень вызывающе развалился на стуле.
– Ну-ка встаньте! – неожиданно громко потребовал Тибиркин. – Встаньте как полагается!
– Я дрессированный, что ли? – Парень нехотя поднялся, вынул руки из карманов, начал поправлять сбившийся на сторону широкий шарф. – Постою, я здоровый…
Солдатов подошел поближе, внимательно взглянул ему в глаза. Вызывающая медлительность и грубоватость парня не что иное, как поза, стремление доказать, что он спокоен и все происходящее для него нипочем.
– Не фасоньте, Мартынов, – мрачно проговорил Тибиркин, тоже, видно, правильно оценив поведение парня.
– Где работаете? – спросил Солдатов.
– Нигде.
– Что так?
– От работы не будешь богат, станешь горбат. – Парень держался заносчиво.
– Он сторожем в автобазе, – подсказал Тибиркин.
– И то молодец, – добродушно проговорил Солдатов. – Но специальность-то не по годам. Неужели на другую духу не хватило?
– В колонии приобретет, – не удержался Тибиркин, – и слесарем и токарем…
Мартынов пренебрежительно фыркнул, поправил волнистые волосы.
– На токаря у меня таланта нет. – Он дерзко уставился на Солдатова. – Постараюсь в колонии на нарах отлежаться.
– Заскучаете. Самая тяжелая работа – не работать. – Солдатов заметил, как ухмыльнулся Шахов.
– Молодец, Мартынов! Давайте еще что-нибудь интеллектуальное изобразите.
– Вы бы мне завтрак изобразили, можно бутерброд с сыром, ветчинкой и чашечку кофе, – уже нагло проговорил Мартынов и скосил взгляд в сторону Шахова.
– Не за того выдаете себя. Плохо получается. Так вор себя не ведет. Порядка не знаете, – рассердился Тибиркин.
– Хватит учить-то. Давайте в камеру сажайте!
– Еще насидитесь на плацкартных местах, там это у вас быстро пройдет, и хамство тоже…
– Ну ладно, потолковали, и будет. Идите со мной, – Солдатов легонько подтолкнул Мартынова к двери. Как только они вошли в кабинет, Солдатов сразу почувствовал резкую перемену в поведении парня.
– А того мужика тоже в камеру посадят? – спросил он, уныло глядя себе под ноги.
«Какого?» – удивился Солдатов. Коротенькое слово «мужик» сразу раскрыло Мартынова. Он уже пытался отгородиться от Шахова. «Мужик», дескать, чужой, незнакомый, случайный встречный. Это был результат их тихой беседы в кабинете у Тибиркина!
– Ну того…
– А почему вы его мужиком зовете? У него имя есть…
– Откуда мне знать имя! В первый раз увидел его.
– Да? Это уже не назовешь провалом памяти. Здесь самое настоящее вранье, притом еще неумелое. Как же тогда вы вместе очутились в подъезде? Что-то тянуло вас друг к другу, сила какая-то непонятная… А?
– Он туфли продавал, а я… – запнулся он, – я рядом оказался.
– Мимо проходили? – участливо спросил Солдатов.
– Вроде того… Шум, крик, женщина в чулках побежала… А меня вот сюда – как грабителя…
– Вот что, не крутите ни мне, ни себе голову. Не надо. Мне доложили – на сумочке очень хорошо отпечатались ваши пальцы. И следы этого… как его… «мужика». И люди говорят: вы вместе с ним в комиссионке были.