Наиболее трудной, наиболее мучительной казалась им предстоящая встреча с Хавер. Как воспримет великое горе эта несчастная женщина? Найдет ли в себе силы мужественно встретить страшный удар? А маленький Азад?
И все же надо было пойти к ней, как бы тяжело это ни было. Но тут они вспомнили об опасности, которая, может быть, уже грозит им в этом доме, и вынуждены были отказаться от посещения Хавер. Надо было выждать. Иного выхода не было.
Лишь спустя два дня им удалось через одну нищенку назначить Хавер встречу в доме старика Саркиса, у которого скрывался Арам.
Когда Фридун увидел вошедшую Хавер, ему подумалось, что более тяжелой минуты в его жизни не было. Женщина пришла с маленьким Азадом, в испуганных глазах которого таился скорбный недетский вопрос.
Побледневшая и осунувшаяся за эти дни, Хавер устремила на Фридуна немой, напряженный взгляд.
Всю жизнь впоследствии Фридун вспоминал о том, как твердил он дрожащими губами слова, смысл которых сам в эту минуту не понимал.
- Керимхан жив и здоров, сестрица Хавер, ничего страшного. Не бойся! повторял он.
Фридун и товарищи ожидали, что Хавер начнет плакать и стенать. Но Хавер молчала.
- Сестрица Хавер, - сказал тогда Гахрамани, - мы братья Керимхану и тебе. Мы просим тебя набраться терпения, выдержать это испытание.
- Я это знала, - после долгого молчания разомкнула наконец губы Хавер. - Все это я заранее знала.
Хавер сидела, точно онемев от скорби. Обняв Азада, судорожно прижавшись щекой к его щеке, она молчала, и Фридуну трудно было понять, плачет ли она так беззвучно, или напряженно думает над тем, как уберечь своего сына от гибели.
Была уже ночь, когда они усадили дрожавшую всем телом Хавер в фаэтон и отвезли домой. Оттуда они поспешили к Курд Ахмеду, но тот все еще не вернулся с поездки.
Всю ночь они провели в поисках дальнейших, наиболее безопасных путей работы группы и решили собраться через два дня в доме Рустама, одного из самых верных товарищей.
- Отказаться от борьбы, отступить было бы подло, - сказал Риза Гахрамани. - Или кончу жизнь на виселице, или увижу день падения пехлевийского режима!
- Наступит этот день! - уверенно сказал Фридун и, пройдясь по комнате, остановился у окна.
Небо на востоке бледнело, а над Тегераном все еще стояла густая тьма. Это было покрывало ночи, доживавшей последние свои минуты. И вдруг Фридун увидел, что небо окрасилось в пурпурно-алый цвет. Рождался новый, прекрасный день, в торжество которого Фридун верил и которого ждал всей душой, всем сердцем. Казалось, это гигантский факел - факел свободы распространяет ликующий свет по лицу земли.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Керимхану Азади казалось, что он переходит через реку, ширина которой не имеет предела. Борясь с течением, он идет и идет, а противоположного берега все не видно. И тогда он, объятый отчаяньем, бросается в ледяные волны реки, и от холода немеет все его тело.
Ну вот наконец страдания его окончились, и тело отдалось полному покою. Но нет! Это не полный покой. Где-то в самой глубине сердца продолжает ныть какая-то точка.
Когда после долгого беспамятства Керимхан пришел в себя, он с трудом восстановил в памяти все события последнего времени: как он был задержан, как перенес арест, пытки и, наконец, заточение в эту ледяную темную камеру, которая напоминала поставленную стоймя могилу.
Иногда в памяти Керимхана оживали и более отдаленные события его жизни: детские годы, каторжный труд, первый арест и ссылка. Но чаще всего перед его глазами возникала Хавер, и в эти минуты ему казалось, что сырая темница наполняется ароматом весны.
Но теперешнюю жизнь Хавер он боялся себе представить: это могло сломить его, ослабить силу сопротивления, поколебать волю.