Так думал не один Фридун. Так думали и Курд Ахмед, и Риза Гахрамани, и Арам Симонян, и тысячи, сотни тысяч тех, кто стремился к свободе, кто хотел избавиться от голода и нищеты, от произвола и насилия.
В этом - и именно в этом - видел Фридун причину лютой ненависти реза-шахов, хикматов исфагани, хакимульмульков к Стране Советов, к этой могущественной и несокрушимой крепости свободы...
Стук в дверь оторвал его от заветных мечтаний. Шофер Шамсии привез от нее письмо. Девушка просила его к восьми часам быть обязательно в Шимране. Фридун заколебался - в девять часов они должны были собраться у Арама Симоняна. В конце концов он решил ненадолго заехать к Шамсии, а уже оттуда отправиться на собрание.
В Шимране его встретила сама Шамсия. Фридун сразу обратил внимание, что в девушке не было и следа обычной для нее почти детской резвости и веселого лукавства. На ее красивом лице лежала на этот раз печать глубокого раздумья.
Шамсия усадила Фридуна на скамью под большой чинарой и ушла, сказав:
- Подождите здесь минутку, с вами хочет говорить сертиб Селими.
В голове Фридуна мелькали, сменяя друг друга, сотни разных мыслей. Он старался угадать - смогли ли Шамсия и сертиб Селими найти общий язык, миновала ли опасность, грозившая сертибу.
- Вы, вероятно, не ожидали встретиться со мной? - сказал, подходя, сертиб и, не дожидаясь ответа, перешел к волновавшему его вопросу. - Вы оказались правы, дорогой Фридун, - горячо заговорил он. - Я понял, что деспотический строй глубоко враждебен народу и нашей родине. Я смог убедиться, что он - злокачественная язва на теле народа. А единственное средство избавления - вырезать эту язву.
И сертиб Селими коротко рассказал Фридуну о своем свидании с Реза-шахом.
- Питаясь вредной иллюзией, я бесплодно растратил лучшие годы своей жизни. Теперь раскаяние грызет меня. Кто в силах вернуть мне хотя бы один из тех дней, когда я возлагал всю свою надежду на якобы обманутого придворными монарха?! - произнес сертиб с горечью.
Фридун почувствовал всю силу отчаяния, охватившего сертиба Селими.
- Нет, нет! - поймав его взгляд, продолжал сертиб Селими. - Вы не думайте, что я бесплодно справляю тризну по ушедшим дням. Что может быть глупее - совершив ошибку, лить слезы раскаяния? Именно потому, что я понимаю всю глубину моих заблуждений, я хочу перейти к решительным действиям.
- В чем же будут заключаться эти действия?
- Я решил, объединив всех честных людей, поднять, их против гнилого шахского режима. У меня одна цель - пусть ценой.своей гибели, но добиться свободы и независимости родины. У меня много преданных и смелых друзей среди военных и интеллигенции. А вы близки к низам, к людям труда. Отныне наш с вами долг - объединить эти две силы.
- Приветствую ваше решение, - сказал Фридун и протянул руку сертибу Селими. - Пора, давно пора!
Это была первая честная и сильная рука, которая была протянута сертибу Селими на избранном им новом пути. Он крепко пожал эту руку.
- Да, пора! Шахский режим привел Иран на край пропасти. Спасение страны в объявлении демократической республики. К этому мы и должны готовиться. Ясно и то, что мы не одиноки в своих стремлениях. Нашлись даже люди, которые уже приступили к действию. Брошюры, которые переполошили всю дворцовую камарилью и шаха, выпускаются какой-то сильной организацией. - Он помолчал с минуту и добавил: - Но боюсь, что такая организация недолго просуществует.
При этих словах Фридун насторожился.
- Почему вы так думаете? - спросил он, стараясь не выдать своего волнения.
- Потому что какой-то предатель помог напасть на ее след. Не сегодня-завтра начнутся аресты. Помните, некогда в Азербайджане, на Тегеранском шоссе, в чайной, вы видели Гусейна Махбуси.