После, когда обе акробатки ускакали за сцену, мы еще долго потешались, орали "бис", и конферансье Андрей Горяев никак не мог объявить следующий номер.
После этого выступления Рая Гайдукова накрепко рассорилась с Лидкой и даже пересела от нее на другую парту. Осталась Карякина одна. Только это, видать, не слишком ее огорчило. На освободившемся месте Лида вольготно раскладывала учебники, карты, чертежи и всем своим видом показывала, как ей теперь здорово живется, - комфорт, да и только! А лицо злое...
И еще одна черта мешала Карякиной: правдолюбие. Нет, вы не подумайте, я сам не люблю вранье, да и кто же его любит! Только у Карякиной и правдолюбие было нелепое. Встанет, бывало, на классном собрании и давай кого-нибудь обличать!.. Раз как-то привязалась к Сидорову, зачем-де он врет? Сидоров у нас самый отстающий, просто злостный двоечник. Что с него возьмешь? Сидит себе на последней парте. Ему на все наплевать. А Карякина разоряется:
- Ну, скажи, Сидоров, почему ты всегда врешь? Вот вчера, например, вызвал тебя физик, а ты конечно, ни в зуб ногой. Ну просто в руки не брал учебника. Так бы и сказал: не учил, не хотелось, на каток бегал или там еще что. - Карякина презрительно скривила нос.
- Он и гости к дяде ходил! - крикнул длинный Андрюшка Горяев.
- Правда, к дядюшке в гости, на блины, - поддержали ребята.
- Мой дядя самых честных правил, - не умолкал Горяев, - когда не в шутку занемог...
Все дружно захохотали, и громче всех сам Сидоров. А Карякина злилась:
- Ну, так и сказал бы: к дяде в гости ходил. А ты наврал, что у врача был. Не понимаю, зачем надо врать. Как только не стыдно?
- Ложь во спасение, - подсказал Горяев.
- Вот, вот, во спасение... - сразу ухватился Сидоров.
Сказал и озирается, смеются ли... Тут все заспорили о том, допустима эта самая "ложь во спасение" или нет. И все смеялись над Карякиной.
- Я считаю, что врать нельзя! - крикнула Лида. - Потому что где ложь, там...
- Где ложь, там неправда, - буркнул Вадик Спицын.
И все снова покатились со смеху.
- Что смеетесь? - выходила из себя Карякина. - Именно, где ложь, там и неправда!.. Неправда в смысле несправедливость. Где ложь, там не может быть никакой справедливости! А что может быть хуже, чем... чем...
И вдруг она закрыла ладонями лицо, потом схватила свой портфель - и вон из класса. Мы так и не доспорили тогда...
Позже я узнал, что несправедливости всякой выпало на Лидин век достаточно. Хотя бы то, что в раннем детстве ее бросил отец. Сначала увез ее с собой, оставив мать с маленьким Мишкой, а потом - видно, Лидка ему надоела - посадил дочку в вагон, сунул билет в руку... Словом, отправил ее к матери. А той и без Лидки тошно. На руках Мишка годовалый, средств никаких нет...
Но все это я узнал потом, а тогда, в школе, ужасно нелепой мне эта Лидка казалась. Вызовут ее к доске, идет Карякина хмурая. Вытянет руки по швам, повернется лицом к классу и забурчит:
- Я ничего не выучила.
- Почему? - удивляется педагог.
- По домашним обстоятельствам.
- Да ну? Что же за обстоятельства такие? - с усмешкой спрашивает преподаватель.
- Стирки накопилось.
Ну, тут, конечно, смех, шуточки начнутся разные. Ставят двойку Карякиной, бредет Карякина к себе на место. Вообще-то училась она ничего, средне. Бывали и четверки. Но случались и двойки. Всего бывало понемножку.
Собственно, Карякина мало кого интересовала, и уж, во всяком случае, не меня. Мой друг и сосед по парте, Витька Голубев, тоже подсмеивался над Лидой и даже прозвище ей придумал: Секлетея. Правда, это осталось между нами. Понимали, что кличка обидная.
- А в сущности, почему? - разводил руками Витька. - Секлетея нормальное христианское имя! Классическое, можно сказать!
Сам-то Витька чуть ли не с первого класса отзывался на кличку Дельфин. Лицо Витькино и правда напоминало дельфинье рыльце. Круглое, усмешливое такое, и нос клювиком.