- Что помещал бы тебе диплом? Кто знает, что может случиться в будущем,- почему его не иметь на всякий случай?
- Господи, как это скучно - о будущем думать. Не боюсь я никакого будущего, всегда сумею прожить и без диплома. Ведь тебе вот тоже оставался всего год до диплома,- не получил, и что ж? Большая от этого беда?
Токарев нахмурился и молчал.
Пролетка переваливалась из ямы в яму по немощеной, изрытой промоинами улице. Под заборами, в бурьяне, валялись дохлые кошки и арбузные корки. Пролетка остановилась у покосившихся ворот небольшого дома. На скамеечке сидел подслеповатый, бритый старик в жилетке и железных очках. Таня крикнула:
- Иван Финогеныч, пожалуйста, откройте нам ворота.
Старик оглядел пролетку и молча пошел отпирать. Они въехали на заросший муравкою двор. В его углу, около садовой калитки, стоял крохотный флигелек. На крыльцо вышли два студента.
Токарев и Таня сошли наземь. Таня сказала:
- Знакомьтесь, господа. Это мой брат, я вам о нем говорила.
Студенты, немного стесняясь, назвали себя и пожали Токареву руку.
- Шеметов.
- Борисоглебский.
Шеметов, стройный парень в синей рубашке, исподлобья взглянул на Токарева.
- Давайте-ка, я вам снесу.- Взял из его рук чемодан и удивился.- У-ух, тяжелый какой.
Огромный Борисоглебский крутил на подбородке жесткие черные волосики. Заикаясь, он спросил:
- Чай будете пить? Сейчас запалим самоварчик.
Вошли через сенцы в тесную комнату с грязными, полуоборванными обоями. Везде валялись книги. К стене были пришпилены булавками портреты Маркса, Чернышевского и Горького.
Шеметов ушел за булками и закусками. Борисоглебский возился в сенцах с самоваром.
Таня села на кровать.
- Ну, вот тебе наша колония... Третьего, Вегнера, еще нету,- ушел куда-то... Она помол-чала.
- Ну, расскажи же, что ты поделывал в Пожарске?
У Токарева еще не совсем прошло враждебное чувство к Тане. Он неохотно
ответил:
- Да нечего рассказывать. Приехал туда из ссылки, служил в управлении железной дороги, ты знаешь. Прослужил год, штаты сократили, я и остался на мели.
- Ну, а что за народ там?
- Никакого "народу" нет, одни лишь обыватели. Скука, тишь, только книгами и спасался. Совершенно мертвый городишко.
Воротился из булочной Шеметов. В сенцах раздался его ворчливый голос:
- Несчастное дитя природы, он все тут с самоваром киснет... Пусти.
- Погоди, углей надо подкинуть,- возразил Борисоглебский.
- Уйди, постылый. "Углей"! Углей довольно, нужно сапогом раздуть... Вот так. Видал? Э, как пошла... "Угле-ей"...
Таня слушала, улыбаясь.
- Милый парень этот Шеметов. Смотрит исподлобья, голос свирепый, а такая мягкая, деликатная душа. На голоде Вегнер заболел у нас сыпным тифом. Посмотрел бы ты, как он за ним ухаживал: словно мать.
Самовар подали. Сели пить чай.
Пришла Варвара Васильевна вместе с Вегнером. Невысокий и сутулый, с впалою грудью, Вегнер с застенчивою улыбкою пожал руку Токареву и молча сел за чай. Варвара Васильевна с торжеством объявила:
- Сейчас спасла Вегнера от расторгуевских собак. Подхожу к углу, вижу,собаки его окружили, заливаются, а он стоит и собирается применить свой способ. Еле успела ему помешать.
Все засмеялись. Токарев спросил:
- А что это за способ?
- У него свой особенный способ есть отпугивать собак, самый верный. Если бросится собака, нужно только присесть на корточки и грозно взглянуть ей в глаза - она сейчас же подожмет хвост и убежит.
- Только никак он себе грозного взгляда не может выработать,- заметил Шеметов.
- В этом-то его и горе... Недавно, на голоде, пошел он к лавочнику покупать соли для своей столовой. Выскочила громадная собака; он присел на корточки и грозно взглянул ей в глаза, а она как цапнет его за нос.
Вегнер с улыбкой качал головою.
- Как все точно! Я только говорил вам, что слышал на голоде от одного пономаря о таком способе.