— Человек этот стойкий противник законов и почти все успел нарушить. В общем, ценным членом общества его никак не назовешь. Сейчас в городе неспокойно, думаю, в результате очередной бандитской разборки он и заполучил пули. И если бы не вы… — В голосе его звучала печаль и горькая обида. На меня это произвело впечатление.
— И что теперь? — как можно ласковее спросила я.
— Ничего, — пожал он плечами. — Лечите. Такие обычно живучие.
— Он боится, что его убьют, — напомнила я.
— В больнице? Это вряд ли… дождутся, когда выйдет, вот тогда может быть…
Я добавила в голос ласковости:
— Вы меня не поняли. Человек боится за свою жизнь, и у него для этого есть основания. Что вы собираетесь делать?
— Я? — искренне удивился он.
— Разумеется. Насколько мне известно, именно милиция оберегает жизнь сограждан от всяческих посягательств. Или я что-то пропустила и издали новый закон?
— Мне не понятна ваша ирония, — вздохнул Олег Эдуардович.
— А мне не понятна ваша позиция, — ответила я. — Я врач и лечу людей, не спрашивая, кто они и что затеяли сотворить завтра: ограбить ребенка или взорвать весь этот мир к чертям собачьим. Я просто выполняю свой долг. У вас же есть свой. Думаю, вы обязаны его выполнять. Обязаны?
— Обязан, — неохотно согласился он. — И как, по-вашему, я должен его выполнить?
— Охранять этого человека от возможных убийц.
— Да он сам убийца, — все-таки сорвался Олег Эдуардович, нервы у него были так себе.
— Тогда посадите его в тюрьму, — кивнула я. — А если не имеете такой возможности, потому что он умнее и удачливее вас, выполняйте свой долг.
Он лучисто мне улыбнулся:
— Такая красивая женщина и такой характер, — попробовал схитрить Олег Эдуардович.
— Прекратите, — сурово отрезала я. Он убрал улыбку. Тут в коридоре появилась Ася.
— Марина Сергеевна, дядечка ваш… этот… вас зовет.
— Теперь я могу с ним поговорить? — вежливо спросил Олег Эдуардович.
— Можете, — кивнула я. — Только должна вам напомнить, что допрашивать раненых и больных, находящихся под действием наркотических средств, вы не имеете права. Все, что он вам сейчас скажет, в суде недействительно.
— Марина Сергеевна, — вздохнул он, — вашу бы энергию, да в другое русло… — Он пошел в палату, а я стала ждать, что из этого выйдет.
Появился он где-то через полчаса.
— Что он вам сказал? — вежливо поинтересовалась я.
— А ничего, — усмехнулся Олег Эдуардович с некоторым злорадством. — Темно было, никого не видел, ничего не слышал, и знать не знает, за что в него могли стрелять. Обычная история: они всегда молчат.
— Послушайте, но ведь он мне сказал… — начала я.
— Да? А мне он ничего не сказал. Всего доброго, Марина Сергеевна. — Он проникновенно улыбнулся на прощание и зашагал к выходу. Поразмышляв, я решила навестить завотделением. С утра он пребывал в благодушном настроении и меня встретил милостиво. Я начала с места в карьер:
— Павел Степанович, просто не знаю, что делать. Больной из первой палаты, Стариков, заявил, что его хотят убить. Я позвонила в милицию, пришел их сотрудник, поговорил с больным и ушел. Вроде бы их все это не касается. А если Стариков прав, и его действительно здесь у нас убьют? Нужен нам труп в отделении?
Трупы мы не жаловали в принципе, а попасть в газету в раздел «Криминальная хроника» и вовсе было делом неприятным. Непременно копать начнут, лезть во все щели и задавать вопросы, например, почему сотрудников на данное время оказалось вдвое меньше, чем положено… Эти мысли отчетливо читались на высоком челе моего шефа.