О чем ты говоришь?
Смотри на отель! В натуре, какого хрена было называть его этим странным названием? Отель Калифорния! Это похоже на хайп какой-то. Мы что, в Штатах? Нет, мы на Сахалине, в краю суровых и сильных мужчин, Олежик. У нас не забалуешь!
Она напилась и начинает гнать пургу, как любят говорить у нас некие представители власти. Незаметно для себя съедаю пару принесенных Артемом чизбургеров, выпиваю несколько порций виски. Виски, на удивление, кажется настоящим, я чувствую, что пьянею. Анжела со мной шутит, что-то рассказывает, в ее глазах мелькают искры от вращающихся под потолком зеркальных шаров, обнаженные руки она вскидывает над головой и двигает ими в такт очередному рэперскому хиту, звучащему в ресторане.
Я оглядываюсь и вижу народ, отрешенно скачущий под ритм музыки, словно куклы, подвязанные на невидимые нити, конвульсивно дергаются по воле чьих-то сумасшедших рук. «Я сегодня в мизантропическом настроении», фиксирую свое состояние и в голову неожиданно приходит песня «Отель Калифорния». Как там поется? Некоторые, танцуют, чтобы все вспомнить, а другие, чтобы все забыть.
«Что вспомнить? О чем забыть?» я тоже незаметно напился и мысли начинают путаться в голове. Поворачиваюсь к Анжеле. Она продолжает танцевать руками. Эти руки как молнии мечутся над головой, завораживают, возбуждают, а черные глаза смотрят на меня безотрывно, не мигая. Или мне кажется? Нет, таких девушек в московских барах я не встречал.
Сколько сейчас времени? Я пришел около двенадцати ночи. Смотрю на часы без четверти четыре. Блин, уже скоро утро! За это время я почти выпил бутылку виски, выкурил пачку сигарет. А ведь в десять начало долбаной конференции.
Между тем Анжела приближает свое лицо к моему и смотрит на меня в упор, черными бездонными глазами. Она ничего не говорит. «Это может быть рай или ад», опять на ум приходят слова из легендарной песни Иглз. Ее рука ползет по моей коленке пока не приближается к ширинке.
Пойдем в твой номер! наконец, предлагает она. Мне кажется, что хрипотца в ее голосе усиливается, и она, пожалуй, сильно возбуждена.
Пойдем! безвольно соглашаюсь я, ощущая полное бессилие, точно попал в руки всемогущей ведьмы.
В гостиничном номере мы сбрасываем с себя одежды, бросаемся на кровать. Я целую ее в губы, шею, кусаю большие, похожие на горошины соски. Мои пальцы исследуют все ее отверстия, ласкают, гладят их, а она проводит по моему телу острыми длинными ногтями, вызывая в нем дрожь и безумное желание.
У тебя блондинчик, такие синие глаза. Ты не вставил себе специальные линзы? неожиданно она тянется ко мне, к моим глазам, которые я инстинктивно прикрываю, и двумя большими пальцами жмет на них, словно пытается выдавить из меня глазные яблоки.
С силой отбрасываю ее руки: Дура!
Она хохочет хрипловатым голосом, как будто ей до смерти нравятся такие безумные шутки.
Я сяду сверху, уже спокойнее предупреждает она, но сначала мы переворачивается и оказываемся в известной позе шестьдесят девять. Опять возбуждаем друг друга языками, опять в ход идут руки. И вот она на мне, начинает ритмично двигаться, подпрыгивать. Ее ноги широко разведены, груди летят в разные стороны, в наступающем рассвете видны струящиеся по плечам волосы. Мы кончаем и проваливаемся в сладкий туман. Но ненадолго.
Давай повторим? предлагает она, впрочем, не ожидая моего согласия.
«Это ведьма, вдруг понимаю я. Я попал в руки ведьмы». Так я думаю, но ничего поделать с собой не могу. Мы начинаем снова. Она становится на четвереньки в позу собаки, а я пристраиваюсь сзади, как в песне рэперов, которую слышал вчера, при заселении в отель.
2. Утро
«А сейчас со своим рассказом «Люди на время» перед нами выступит Анжела Кораблева».
Я сижу полусонный на читательской конференции, проводимой на площадке областной научной библиотеки Сахалина. Вокруг расселись маститые сахалинские писатели по большей части бородатые дядьки, от которых веет экзотикой лесистых сопок и бродящих по ним медведей. Меж этими мастерами слова разместились юные школьницы и менее юные студентки, разбавившие пестрыми летними платьицами джинсовые мужские ряды. Девушкам ужасно хочется или стать знаменитыми авторами, или хотя бы приблизиться к настоящим, ощутить мыслительную ауру творцов художественного слова.
Несмотря на свое сумеречное состояние, от которого я все еще не могу прийти в себя, ко мне возвращается привычный иронический настрой. В голове возникает провидческая цитата Оскара Уайльда: В прежнее время книги писали писатели, а читали читатели. Теперь книги пишут читатели и не читает никто.