Сержант открыл лежащую перед ним папку и пододвинул к ней.
Взгляните. Вот фотография узла.
На черно-белой фотографии узел был виден с редкой отчетливостью. Это был морской узел, завершавший накинутую на крюк петлю примерно футом ниже. Сержант Маскелл сказал:
Сомневаюсь, что он смог бы завязать такой узел, подняв руки, над головой. Это невозможно. Значит, он сперва сделал петлю, как вы, а потом узел. Но и это невозможно. Между пряжкой и узлом оставалось всего несколько дюймов. Тогда ему не удалось бы просунуть голову в петлю. Остается единственная возможность: сначала он делает петлю, затягивает ее так, чтобы она обхватила его шею, как воротник, а потом завязывает свой морской узел. После этого встает на стул, вешает ремень на крюк и отпихивает стул. Смотрите, сейчас покажу вам, что я имею в виду.
Он перевернул страницу и быстро поднес папку к глазам Корделии. Фотография не вызывала ни малейших вопросов: это был жестокий черно-белый сюрреализм, который можно было бы принять за что-то искусственное, за чью-то мрачную шутку, если бы не вопиющая реальность трупа. Корделия почувствовала удары своего сердца. По сравнению с этим ужасом смерть Берни можно считать легкой. Она низко опустила голову, так что ее волосы образовали заслон, не позволяющий сержанту видеть выражение ее лица, и заставила себя вглядеться в страшную фотографию.
Шея трупа удлинилась, босые ноги с вытянутыми, как у балерины, пальцами не доставали всего около фута до пола. Над напряженными мышцами живота вздымалась по-птичьи хрупкая грудная клетка. На правом плече лежала неестественно откинутая голова, словно у куклы, над которой поиздевался жестокий ребенок. Глаза под полуоткрытыми веками закатились вверх. Изо рта торчал раздувшийся язык.
Я поняла, что вы имеете в виду, спокойно произнесла Корделия. Между шеей и узлом едва остается четыре дюйма. А где пряжка?
На шее, под левым ухом. В папке есть фотография впадины, оставшейся из-за нее на шее.
Корделия не стала рассматривать эту фотографию.
Зачем он показывает ей все это? Для подтверждения его доводов можно обойтись и без них. А не рассчитывал ли он вызвать у нее потрясение, чтобы она поняла, к чему прикоснулась? Наказать за то, что она пытается перейти ему дорогу? Показать, насколько отличается жестокая реальность, с которой приходится иметь дело людям его профессии, от ее любительского наскока? Или, возможно, он хочет ее предостеречь? Но от чего? Полиция не заподозрила никакого преступного замысла; дело закрыто. Может, он поступил так просто из злорадства, с садизмом человека, неспособного противостоять побуждению сделать другому больно? Да знал ли он сам, для чего так поступает?
Вслух она сказала:
И впрямь он мог сделать это только таким способом, как вы говорите, если он сделал это вообще. Предположим, кто-то другой затянул петлю на его шее, а затем подвесил тело. Мертвецы обычно тяжелы. Не легче ли было сначала завязать узел, а потом поставить его на стул?
Сначала одолжив у него ремень?
Зачем прибегать к ремню? Убийца мог задушить его веревкой или галстуком. Или это оставило бы под следом от ремня более глубокий и легко определяемый след?
Патологоанатом искал именно его. Но ничего не нашел.
Но есть и другие способы скажем, полиэтиленовый мешок, в какие пакуют одежду: его можно надеть человеку на голову и прижать к лицу; тонкий шарф; женский чулок
Я вижу, вы стали бы изобретательным убийцей, мисс Грей. Да, возможно, но для этого потребовался бы сильный мужчина и элемент неожиданности. Мы же не обнаружили никаких следов борьбы.
Но это возможно?
Конечно, правда нам не удалось отыскать никаких улик.
А если его для начала усыпили?
И эта мысль приходила мне в голову; поэтому я и послал на анализ кофе. Нет, его не усыпляли: это показало вскрытие.
Сколько кофе он выпил?
Согласно результатам вскрытия, всего полчашки. И сразу после этого умер. Между семью и девятью вечера точнее патологоанатом не смог определить.
Не странно ли, что он принялся за кофе, еще не сев за еду?
Закон этого не запрещает. Мы не знаем, когда он собирался приняться за ужин. Как бы то ни было, мы не можем строить дело об убийстве, руководствуясь порядком, в котором человек предпочитает есть и пить.
А как насчет предсмертной записки? Полагаю, на клавишах пишущей машинки не остается отпечатков пальцев?