Индуистская литература изобилует метафорами и притчами, предназначенными для того, чтобы помочь нам осознать золотые миры, скрытые в глубинах нашего бытия. Мы подобны царям, которые пали жертвой амнезии и бродят по своим владениям в лохмотьях, не зная, кто они на самом деле. А еще можно сказать, что мы подобны львенку, разлученному с матерью и воспитанному овцами, приученному пастись, блеять и считать, что и он овца. Мы как влюбленный, который во сне отчаянно ищет по всему миру свою возлюбленную, забыв о том, что все это время она лежит рядом с ним.
Осознание нашего бытия в целом поддается описанию не более, чем закат, если требуется описать его слепому от рождения человеку; и то, и другое надо испытать самому. Однако биографии тех, кто совершил это открытие, дают нам подсказки. Эти люди мудрее, они обладают и силой, и радостью. Кажется, что они свободнее, но не в том смысле, что они сплошь и рядом нарушают законы природы (хотя им часто приписывают способность совершать удивительное), а в том, что естественный порядок, по-видимому, не стесняет их. Они выглядят безмятежными и даже лучезарными. Миротворцы по своей природе, они изливают любовь в равной степени для всех. Общение с ними укрепляет и очищает.
Четыре пути к цели
Все мы пребываем в двух шагах от бесконечного океана созидательной силы жизни. Мы носим ее в себе наивысшую силу, полноту мудрости, неугасающую радость. Ничто не может помешать ей и уничтожить ее. Однако она скрыта в глубине, именно поэтому в жизни возникают затруднения. Бесконечное находится в самом темном и глубоком хранилище нашего бытия, в забытом колодце, в глубоком резервуаре. А если бы мы могли вывести его наружу и непрестанно черпать из него?
Этот вопрос стал для Индии навязчивой идеей. Ее жители стремились к религиозной истине не просто для того, чтобы пополнить свой банк общих данных; они искали ее как карту, способную привести их к высшим состояниям бытия. Именно религиозные люди стремились преобразить свою натуру, заново сформировать ее по сверхчеловеческому образцу, через который бесконечное воссияет, почти не встречая препятствий. То, сколь насущно это стремление, мы чувствуем в метафоре, которую индуистские тексты представляют во всевозможных видах. Подобно тому, как человек, несущий на голове вязанку хвороста, охваченную огнем, поспешит броситься в пруд, чтобы потушить пламя, так и искатель истины, опаленный огнем жизни рождением, смертью, тщетностью самообмана, поспешит к учителю, сведущему в том, что важнее всего.
В индуизме особые указания для реализации человеческого потенциала объединены под одним «заголовком» йога. Когда-то, услышав это слово, мы тут же представляли себе косматых мужчин в набедренных повязках, которые скручивают собственные тела в подобия живых кренделей и демонстрируют таинственные и невероятные способности. Однако теперь, когда Запад присвоил этот термин, мы с большей вероятностью представляем себе грациозных женщин, которые упражняются, чтобы остаться подтянутыми и гибкими. Ни тот, ни другой образ не противоречит реальному явлению полностью, однако оба они связаны только с его телесными аспектами. Слово «йога» образовано от того же корня, что и английское «yoke» «ярмо, иго», имеющее двойную коннотацию: «объединять» (yoke together) и «подвергать строгой выучке» («подчинять»; «возьмите иго мое на себя»). Оба оттенка присутствуют в слове на санскрите. Следовательно, согласно общему определению, йога это метод тренировки, предназначенный для того, чтобы привести к объединению или союзу. Но к объединению чего?
Некоторые люди заинтересованы главным образом в своих телах. Без лишних слов ясно, что у них есть индийские аналоги те, кто заботится лишь о своем теле и стремится его ублажать. Для таких людей Индия путем многовековых экспериментов создала самую потрясающую школу физической культуры, какую когда-либо видел мир[13]. Не то чтобы Индия была заинтересована в теле более, чем Запад; просто ее интерес принял иной оборот. Если Запад стремился к силе и красоте, то Индию привлекали точность и контроль, в идеале полный контроль над всеми функциями тела. В какой мере ее поразительные притязания в этой сфере можно подтвердить научными методами, еще только предстоит увидеть[14]. Здесь достаточно отметить, что ее обширные указания по данному предмету составляют исходную йогу хатха-йогу. Поначалу ее практиковали как предшествующую духовной йоге, однако она в целом утратила эту связь, поэтому нам нет нужды обращаться к ней здесь. К суждению индуистских мудрецов по этому вопросу могли бы присоединиться и мы. С телом можно творить невероятное, если есть желание посвятить этому занятию всю жизнь, но это невероятное не имеет отношения к просветлению. И если такое культивирование проистекает из стремления покрасоваться, оно, по сути дела, препятствует духовному росту.