II. Индуизм
Если бы меня спросили, под каким небом человеческий разум особенно глубоко размышлял над величайшими вопросами жизни и нашел для некоторых из них ответы, заслуживающие внимания даже тех, кто изучал Платона и Канта, я указал бы на Индию. А если бы я сам задался вопросом, из какой литературы мы, воспитанные почти исключительно на мыслях древних греков, римлян и представителей одного из семитских народов, евреев, могли бы почерпнуть поправки наиболее желательные, чтобы сделать нашу внутреннюю жизнь более совершенной, более полноценной и более универсальной, по сути дела поистине человеческой я опять указал бы на Индию.
Макс Мюллер16 июля 1945 года в обстановке глубокой секретности, далеко в пустыне штата Нью-Мексико произошло событие, которое может оказаться самым важным в ХХ веке. Цепная реакция научных открытий, начавшаяся в Чикагском университете и сосредоточенная на «объекте Y» в Лос-Аламосе, достигла кульминации. Первая атомная бомба, что называется, имела успех.
Никто не сыграл в этом достижении роль более важную, нежели Роберт Оппенгеймер, руководитель Манхэттенского проекта. Очевидец, не сводивший с него глаз тем утром, представил следующий доклад: «Истекали последние секунды, и он все заметнее напрягался. Он едва дышал. Схватился за какой-то поручень, чтобы устоять на ногах Когда комментатор крикнул: Сейчас!, последовала колоссальная вспышка света при низком, раскатистом рокоте взрыва у него на лице отразилось невыразимое облегчение». Так выглядело происходящее со стороны. Но в разуме Оппенгеймера в те моменты, как он вспоминал позднее, вспыхнули, словно молния, две строчки из «Бхагавад-гиты», в которых речь идет от имени Бога.
Я становлюсь смертью, сокрушителем миров,
Ждущих, когда настанет час их погибели.
Глубокий символизм этого случая подходит для вступления к данной главе так же, как жизнь Махатмы Ганди служит для подготовки к рассказу о вере, которую нам предстоит рассмотреть. В эпоху, когда столкновения насилия и мира стали более трагическими, чем когда-либо прежде, в середине нашего века имя Ганди противопоставлялось именам Сталина и Гитлера. Этому человеку, вес которого не превышал сотни фунтов, а все земные сокровища двух долларов, мировое сообщество приписывало такое достижение, как мирный уход Великобритании из Индии. Но гораздо менее широко известен тот факт, что в пределах своего народа Ганди устранил барьер еще менее преодолимый, нежели расовый в Америке. Он переименовал индийскую касту неприкасаемых в «хариджан», «людей Божьих», и возвысил их до положения людей. Тем самым Ганди предложил стратегию ненасильственной борьбы, вдохновившую Мартина Лютера Кинга-младшего, который возглавил подобное движение за гражданские права в США.
Воодушевление и стратегия Ганди подводят нас прямиком к теме этой главы, ибо в «Автобиографии» он писал: «Сила, которой я обладаю для работы в политической сфере, проистекает из моих экспериментов на духовном поприще». На этом духовном поприще, продолжал он, «истина является наивысшим законом, а Бхагавад-гита книга для познания Истины par excellence».
Чего хотят люди
Если бы нам понадобилось взять индуизм в целом с его обширной литературой, замысловатыми обрядами, многочисленными обычаями, процветающим искусством и сжать все это в одну фразу, она бы гласила: ты можешь иметь то, чего хочешь.
Звучит многообещающе, но вместе с тем создает новую проблему. Ибо чего же мы все-таки хотим? Простой ответ дать легко в отличие от хорошего. С этим вопросом Индия живет долгие века, и ответ у нее наготове. Люди, говорит она, хотят четырех вещей.
Для начала они хотят удовольствия. Это естественно. Все мы рождаемся со встроенной способностью реагировать на удовольствие и боль. Если мы пренебрегаем этими сигналами, не отдергиваем руки от горячей плиты или выходим из окон второго этажа, то быстро умираем. Так что же может быть очевиднее стремления следовать зову удовольствий и вверять им свою жизнь?
Будучи наслышанными ибо это у всех на слуху, про аскетизм, таинственность и отрицание ценности жизни, свойственные Индии, мы могли бы ожидать от нее неодобрительного отношения к гедонистам, но это не так. Да, Индия не объявляла удовольствия своим высшим благом, но это еще не значит, что в ней осуждают наслаждения. Тому, кто жаждет удовольствий, Индия по сути дела говорит: так стремись к ним в этом нет ничего плохого; это одна из четырех законных целей жизни. Мир до отказа полон красотой и перегружен чувственными наслаждениями. Более того, выше этого есть миры, где удовольствия усиливаются в миллион раз с каждой ступенью, и эти миры мы тоже познаем в свое время. Как все прочее, гедонизм требует благоразумия. Отнюдь не каждому порыву можно поддаваться безнаказанно. Мелкими сиюминутными целями следует жертвовать ради больших целей в перспективе; порывы, способные нанести вред другим, надлежит гасить во избежание вражды и угрызений совести. Только глупец станет лгать, воровать или мошенничать ради немедленной выгоды или впадать в зависимости. Но до тех пор, пока основные нравственные правила соблюдены, человек вправе стремиться ко всем удовольствиям, к каким пожелает.