Но еще ужас демонстрирует присутствие священного. Любое соприкосновение с сакральным как бы прекрасно оно ни было всегда ужасно. И если какое-то «священное» изначально связано с безумием, то оно ужасно вдвойне.
В любом ужасе есть привкус безумия. Поэтому любой самый светлый разум, испытывающий ужас, получает одновременно дозу безумия.
Хайдеггер считал, что изначальный ужас может проснуться в нашем бытии в любой момент. Что он всегда в нас присутствует, только обычно спит. Безумие же нередко пробуждает его в самый неподходящий момент, хотя какой момент для пробуждения ужаса можно было бы назвать подходящим?!
Но, пробудив ужас, безумие не убегает, охваченное диким ужасом, а замирает, скованное ничтожащим ужасом.
I.I.45. Безумие и память
Безумие всегда создает ложную память. Впрочем, «нормальный разум» тоже всегда создает ложную память, но безумие делает это легче и изящней.
Есть несколько эффектов, искажающих припоминаемое:
эффект изменения модальности (например, если в памяти была визуальная картинка, то ее вербализация вносит существенные искажения);
эффект повторного припоминания («каждое повторное припоминание искажает результат», «если вы хотите припомнить что-то точно, не пытайтесь это вспоминать», «припоминание компрометируется самим актом припоминания»);
эффект восстановления контекста (когда возникает выдуманный, достроенный контекст ситуации);
эффект влияния инструкций (когда в зависимости от внешних влияний редактируется содержание);
эффект имплантации воспоминаний (когда встраиваются чужие и более поздние воспоминания),
и многие другие.
Есть несколько современных моделей описания структуры памяти (об этом можно прочесть в специализированной литературе):
* модель сетевой памяти (Anderson, 1983; Collins, Loftus, 1975);
* модель нечетких следов памяти (Reyna, Brainerd, 1995);
* модель множественных следов (Moscovitch, Nadel, 2000).
В последнем случае речь идет об интерференции нескольких видов памяти:
1) кратковременной (несколько секунд несколько часов);
2) долговременной (несколько часов несколько месяцев);
3) долгосрочной (несколько месяцев долгие годы)
что во всех трех случаях дает многократную реконсолидацию воспоминаний.
Так же безумие защищается от внешнего мира и от самого себя.
I.I.46. Безумие и границы
Безумие всегда живет на границе. Просто оно делает саму границу не тончайшей условной линией, а широкой «нейтральной полосой», разделяющей миры «познаваемого»/«воспринимаемого»/«внутреннего» и «реального»/«внешнего». Таким образом, оно удваивает границы, делая их менее преодолимыми. И оно регулярно совершает интервенции и в пределы «внутреннего», и в пределы «внешнего».
Из-за удвоения границ возникает мета-кантианский разрыв между мирами. И миф, охраняющий наше бытие, уже расщепленный [см. «Безумие и миф»], не выдерживает этого дополнительного двойного напряжения обитания с одной стороны на широкой «пограничной полосе», а с другой соприкосновения с двумя поверхностями по обе стороны этой полосы, с двумя ино-пространствами «близкого» и «дальнего». Бытие внешнего мира протягивает нам свои нити сквозь эту многосоставную границу, и мы пытаемся уловить их, ошибаясь и краем сознания понимая эту ошибку.
I.I.47. Безумие и протагонисты
У протагонистов безумия не безумие живет в сущем, а сущее в безумии [см. «Безумие и сущее»]. Оно живет в нем, как огонь живет в каменном угле или как Пиноккио/Буратино в полене.
Есть четыре главных типа протагонистов безумия.
Жрец безумия, который воспринимает безумие непосредственно, включая его [Жреца] собственное трансцендентное [см. «Безумие и трансцендентное].
Воин безумия, который стоит на страже безумия, охраняя его и от разума, и от самого себя.
Владелец безумия, который копит его как тайное сокровище, приумножая и радуясь этому приумножению.
Труженик безумия, которому на долю достается самая обыденная работа по выращиванию, уборке и обработке зерен безумия, а также изготовлению из него простых вещей [см. «Безумие и вещи»].
При этом одни типы протагонистов без других не могут существовать.