Даже если мы убьем его, а мы даже не знаем как, то, возможно, ничего уже не изменить. «Богов» так просто не забывают. Корни его «знаний» взрастили уже не одно поколение. черный перестал копать и потрусил рядом со спутником.
Он не бессмертен, как и его «гнилые» знания.
Он очень похож на бессмертного смешливым тоном заметил черный.
Кто-то его уже ранил давно, значит и мы сможем. пара удалялась за горизонт, к своей судьбе, под опаляющими лучами большой звезды.
***
Одна из самых неприятных вещей во вселенной это пробуждение от пощёчины.
Ты! Животное! щелк, щелк. Оказалось, что ее нежные ручки гораздо грубее, чем выглядели.
Тебя бешеный комар укусил что ли!? Я пытался стряхнуть остатки сна и увернуться от этих жалящих шлепков, Да прекрати, в конце концов!
Сон исчез за пару мгновений. Сев и стряхнув остатки сна, до меня стало доходить, что произошло. Ночью стало холодно, и Кая прильнула ко мне, а я обнял её рукой совершенно рефлекторно. Спросонья же ей причудилось невесть что, да, пожалуй, и приснилось тоже. Лучше бы ты Тролля так вчера дубасила, истеричка!
А ты лапы свои не распускай! Она уже стояла, гордо выпрямившись, сверкая в предрассветной темноте своими синими, чуть раскосыми глазами, высоко вздернув свой очаровательный носик. С этого образа можно было бы писать картину, если бы её волосы не были так комично взлохмачены. «Ох уж эти венерианские тела, наслышаны, наслышаны».
Ой, да всё уже. Угомонись. Причешись и давай собираться, нам еще искать и искать твоих, потому как лагеря, скорее всего, мы сегодня не найдем. Было бы на что распускать-то.
Пфф!..
Собрались мы очень быстро, в полном молчании, и выдвинулись в ту сторону, где небо уже окрасилось оранжевым пятном. Мне было нелегко не обращать внимание на появившуюся неловкость, и я изо всех сил пытался гнать от себя мысли о том, что во мне появилось давно забытое ощущение от «тепла», пусть даже «тепла» того, кто, не задумываясь, воткнул бы в меня любой более-менее острый предмет, способный проткнуть мою шкуру. «Интересно вы начали плести, интересно» пробормотал я, как обычно обращаясь к Богиням судьбы Норнам. наивно полагая, что мои «разговоры» с ним заставят их смягчиться и сделают меня «баловнем судьбы», совершенно упуская из виду то обстоятельство, что у нас с ними совершенно разные представления о «хорошей жизни».
Глава 4
Воспоминания, которые нас не убивают, делают нас
Печень дракона! Я врезался в остановившуюся, как вкопанную, Каю. Ты чего?
Смотри! она указывала рукой на некогда красивую, но теперь обезображенную войной панораму. Стоя на высоком холме, нам открывался поистине драматический вид. Некогда цветущая долина теперь была превращена в выжженный кратер. Окаймлявшие долину горы теперь стали стеклом от высочайших температур, вызванных прямым попаданием энергетического заряда. Наверное, это был один из последних выстрелов, что я видел, покидая поле трехдневной бойни, которую герои называют «славной битвой», а оккупанты «карательной операцией».
Глядя на застывшее лицо своей спутницы, мне захотелось навсегда исчезнуть. Просто раствориться в воздухе, только бы не слышать этот нарастающий звон в ушах от накрывшей нас куполом тишины. Она продолжала молчать. Солнце вышло из-за горизонта уже во весь свой рост. Лицо Каи застыло как на картинке. Лучи солнца, окрасив её молодое, кажется ещё вчера детское личико, придавали нереальность всему. Вполне возможно, что ей не столь уж и мало лет. Не зря же говорят: «У эльфов годы спят», или «Пока сосчитаешь, сколько эльфу лет, умрёшь от старости». Но в любом случае я знал, что именно этот сегодняшний образ я запомню и его отпечаток пронесется в моей памяти через года и столетия и не раз ещё вспыхнет во снах, вытряхивая из глубин памяти забытые чувства.
Это всё ты и твои выродки, тихо начала она. Я молчал. Такие как вы! Ваше гнилое племя! Вас не должно быть! Не должно быть в Солярии! И зачем вас сюда притащили?! Без таких, как вы, предателей всего, что есть прекрасного в галактике, мы все были бы счастливы и прекрасны: наши дети, народы Венеры, Земли, Марса, Тиамат!..
У неё начиналась истерика, она колотила меня, куда попадали кулаки. Я не чувствовал боли, внутри меня была другая боль: боль воспоминаний. Мы все потеряли слишком много в этой войне, никто не выйдет победителем, некому будет славить героев, все расползутся по норам зализывать раны и стараться сжиться с воспоминаниями и смириться с болью потерь. Со своими потерями я так и не смог смириться, они всё так же, как и раньше, не слабея, вытягивали из «меня» остатки чего-то очень важного, без чего просто невозможно называться разумным существом.