Тогда они пустят меня на органы. Да-да, знаем. Старая шутка. На самом деле страшно не то, что когда-то людей пускали на органы, страшно, что сейчас ни один человек не пригоден даже для донорства. Рождается он сразу с кучей родительских кредитов и так и живёт, пытаясь расплатиться с ними и понимая, что сделать этого не сможет, заводит детей, опять передавая это ярмо дальше. Так что, ничего они со мной сделать не могут. А то, что нет результатов, не моя вина, это их хвалёные учёные, окончившие Манчестер, так хреново спрогнозировали местный климат и местность.
Бур с трудом преодолевает поверхность здешнего грунта, и нам приходится часто останавливать работу. Всё из-за высокого содержания кислорода в атмосфере. Мы уже дважды тушили пожар и истратили недельный запас воды. Благо, её здесь много. Сейчас на Кеплере лето, но из шестидесяти пяти дней на него отведено около десяти. В это время здесь сухо и холодно, термометр едва достигает 10° C. Однако это не мешает малейшей искре создать огненный хаос. А сверло бура нагревается слишком быстро.
Несмотря на то, что за четырнадцать месяцев мы все здесь ужасно устали, команда выглядит неплохо. Не исключено, что все они испытывают влияние повышенного кислорода. После дня работы мы похожи на опьяневших и одуревших кретинов. На самом деле от здешнего воздуха одни проблемы. Это ненормально синее небо раздражает меня. В иные дни, когда весь день льёт дождь, моё состояние улучшается, но я всё равно ненавижу это место. Вся планета это чёртовы пещеры, вымытые в известняках. Меловые скалы и угольные отложения вот всё, что мы нашли здесь. А этого добра хватает и на Земле.
15.12. 2240
Сегодня был аномально жаркий день, воздух раскалился до 17 °С. Эта температура почти пригодна для того, чтобы купаться, а мест для плавания здесь достаточно. Южнее нашей базы протекает маленькая река. У неё песчаные берега, и она довольно мелкая, чтобы за день хорошо прогреться. А в двадцати футах севернее от нас протекает горная река, она впадает в озеро, имеющее, скорее всего, тектоническое происхождение. Одна его сторона упирается в скалистый хребет. На Земле практически не осталось таких мест. Здесь постепенно забываешь, кто ты и что тут делаешь. В спокойные дни гладь озера отражает синее небо. Тогда линии горизонта не видно вовсе. От этого становится страшно, когда нет верха и низа, когда нет вообще ничего, кроме нашей одинокой базы. Рядом с этими скалами и озером ощущаешь собственную ничтожность. Мы так отвыкли от величия Земли и поэтому от размаха Кеплера у меня буквально трясутся поджилки, но я прячусь от страха за собственным раздражением, за недовольством воздухом и едой, за тем, что нам здесь предстоит прожить ещё год, хотя на Земле меня никто не ждёт. Нет ни одного живого существа, кому бы я был нужен.
19.12. 2240
Вспышки на солнце опять отключили Юзабилити. Система стала часто дурить. Не знаю, как мы продержимся ещё год. Часть кластеров памяти пришлось освободить, удалил всю коллекцию художественного дерьма Парка. Он орал как псих Как будто он здесь без Диккенса не проживёт «Год, Стиви, сказал я ему, ещё годик ты в состоянии прожить без оборванцев и призраков старой Англии». Кластеры памяти для отчётов и статистических данных были повреждены. Данные о планете теперь соседствуют с личными архивами регби Прайса, фотоархивом Кэтрин и порнороликами Гиббса. Мы посылаем еженедельные отчёты на Землю, но они доходят плохо. В последний раз Юзабилити вывела на экран ошибку, и мы так ни черта и не смогли сделать. Отчёт отправили спустя два дня.
21.12.2240
Сверло бура провалилось в пустоту. Если бы этот идиот Хайд заранее опустил зонд, нам бы не пришлось тратить целые сутки на спасение бурмашины. Всё бы пошло к чёртовой матери, потеряй мы его. Мы уже нашли силикаты натрия и железа, однако количество их ничтожно. Работа будет продолжена, хотя это и похоже на непрекращающийся кошмар.
31 января
Дорогая мама,
в этом году очень снежная зима. Мисс Уолш и я ходили на ярмарку Темзы, где купили печёные яблоки, а потом катались на коньках. Моя гувернантка неплохо держится, у меня же с коньками не сложилось вовсе. Я дважды падала. Второй раз совсем неудачно: разбила верхнюю губу, и мне её даже хотели зашить, но всё обошлось, хотя было ужасно больно. Мы сразу пошли домой, где я проревела около часа, считая себя невероятно уродливым ребёнком. Всё это время мисс Уолш кружила вокруг меня, беспрестанно причитая. Когда доктор сказал, что будет шрам, я не удивилась. Меня больше изумило то, что я не выбила себе зубы.