В Успенском заводе я прожил несколько дней и внимательно наблюдал каторжное население, по-сибирски варнаков. Ничего особенного люди как люди, хотя большинство попадавшихся физиономий не местного происхождения такие лица попадаются только в коренной России, под Москвой или на Волге. «Желторотые» сибиряки красотой не блещут.
У нас тут всякого жита по лопате, говорил мастеровой с фабрики. Со всей Расеи народ согнат Все мы варначата, потому либо отец варнак, либо мать варначка, а у других дедушко или баушка.
Мне очень хотелось познакомиться с архивом, оставшимся после каторги, но он перевезен в Тюмень. В мои руки случайно попался список каторжан, сделанный по архивным документам одним любителем. Этот скорбный лист занимал десятки страниц, и я с особенным вниманием просматривал его под этими фамилиями, датами и цифрами похоронено было столько ужасов Но из разрозненных явлений и случаев постепенно выступали некоторые общие мотивы, для которых я и сделал выписки. Прежде всего, выделились такие преступления, которые более не существуют: преступления против помещичьей власти, нарушение соляного акциза, неисполнение разного воинского артикула и т. д. Остальные преступления хотя и носили общий характер воровство, поджог, грабеж, разбой, всевозможные формы душегубства, но всё это имело своей подкладкой жестокий крепостной режим. Именно здесь, в этой архивной пыли, воочию можно было видеть то вопиющее зло, которое наполняло до краев тогдашнюю жизнь, и каторга являлась только продолжением нормального существования. Мы слышали такой отзыв от одного варнака, что они только здесь, на каторге, «впервые увидели свет» и возблагодарили бога за избавление от крепостного житья.
В списке было пометено 950 каторжан, из них 20 женщин.
Рассматривая состав бабьих каторжных грехов, мы нашли, что половину их составлял поджог это легкое средство мести бессильного и бесправного человека. Большинство поджигательниц крепостные: Евдокия Опечуркова, 35 лет за поджог 5 лет каторги и 50 розог; Ксения Борисова, 17 лет за подстрекательство к поджогу дома своего помещика 5 лет каторги и 100 розог; Анисья Грабинская, 25 л. 4 года каторги и 30 плетей; Василиса Исидорова, 30 л. 4 года каторги и 30 плетей; Василиса Лаптева, 18 л. 3 года каторги и 35 плетей; Василиса Сидорова, 30 л. 4 года каторги и 30 плетей; Вера Ильина, дворовая девка, 22 лет 3 года каторги и 35 плетей. Целых три крепостных Василисы Сюда же попала крепостная крестьянка Анна Пладде, она же Циммерман, 18 лет за поджог 2 года каторги и 40 розог. Из некрепостных поджигательниц занесены в список всего две: крестьянка Пелагея Кручинина, 27 лет, и крестьянка Евдокия Ильина, 30 лет. Дальше следуют убийцы: Екатерина Нестерова, 23 лет, солдатка за детоубийство 4 года каторги и 15 плетей; Ксения Шестакова, кр., 44 лет за убийство 19 лет каторги и 10 кнутов; Аполлинария Иванова, кр., 30 лет за отравление мужа 38 лет каторги и 5 кнутов; Марианна Гринич, крестьянка, католичка, 35 лет за убийство дочери 4 года каторги. За кражу со взломом всего две женщины: Марианна Маевская, мешанка, 40 лет 4 года каторги, и Наталья Васильева, кр., 50 лет 2 года каторги и 20 розог. Отдельно стоят в этом списке две преступницы: Анжелика Чувашева, вдова подполковника, 60 лет, католичка 5 лет каторги «неизвестно за что», и Мария Рубленова, кр., 25 лет «за ограбление у помещика своего денег с насилием и укушением пальцев его» 5 лет каторги и 40 плетей. Этот скорбный лист заключается двумя женщинами-бродягами: Ольга Васильева (она же Рыбицкая), 41 года, православная «за кражу младенца и название себя еврейкой, а младенца сыном и принятие второго крещения» 5 лет каторги, и просто «Матрона» бродяга, 30 лет, православная, «за бродяжничество и сокрытие своего звания» 4 года каторги и 40 розог. Заметьте, как тепло звучит у этих несчастных бродяг: православная всё потеряно, даже имя, но осталось это одно.
Список относится к 1850-м годам и к началу 1860-х. Преступления, особенно поджог, дают основание предположить самозащиту или месть, а так как большинство преступниц все молодые, то можно подозревать здесь самые обыкновенные жертвы помещичьего темперамента Это так же просто и естественно, как то, что молодая солдатка Нестерова прижила без мужа ребенка и со страху убила его. По части наказаний мы видим, что с бабами не церемонились: розги самое легкое, а дальше следовали плети и даже кнут. Единственным преимуществом было то, что баб не наказывали шпицрутенами.