В кузнице у себя в голосе кузнеца чувствовалась неуверенность.
Если я не ошибаюсь, кузница твоя находится в шагах семидесяти от дома Арбена! ткнул в Логрина указательным пальцем Джолл, и тот кивнул. А глаза твои не могли тебя подвести? Что-то я не припомню, чтоб ты славился на всю округу орлиным взором! Мог ли ты видеть, что именно нес Варнор в руках?
Я не уверен, конечно, но мне показалось
Джолл приподнялся в кресле:
Если после суда я посажу тебя в клетку и скажу, что мне что-то показалось, и от моего решения будет зависеть судьба головы на твоих плечах Мне нужны факты!!!
Вновь зал заполонила тишина.
Настало время высказаться тебе, Варнор! Однако прошу тебя, без оскорблений! предупреждающим тоном проговорил Джолл.
Варнор встал, выпрямился и твердым, спокойным голосом ответил:
Меня обвиняют в страшном преступлении, которого я не совершал, а вы хотите, чтобы я проявлял уважение вашим горе-свидетелям?!
Варнор! покосившись на мастера-скотовода, почти прорычал Джолл.
Варнор кивнул, мол, так и быть. Тяжело вздохнув, он начал свою правду:
Дорогие друзья! Начало ему далось с большим трудом; он понимал, что сейчас мало кто из присутствующих в зале считает себя его другом, но все же продолжил: Я не буду разводить длинные речи по поводу своего оправдания, хочу лишь сказать, что я не совершал этого преступления. Я сам не могу понять, как так сложились обстоятельства, указывающие на мою возможную причастность. Может, меня просто подставили Зачем Что и кому я сделал плохого? Варнор спрашивал не у сидящих в зале. Он спрашивал у себя самого, пытаясь понять, кому он мог перейти дорогу, и никак не находил правильного ответа. Он склонил голову и опустился на стул.
Джолл все это время сидел неподвижно, подперев кулаком подбородок, а двое других и вовсе почти не шелохнулись за все время Суда.
Трое стали совещаться. Выглядело, правда, это весьма странно. Говорил только Джолл, остальные лишь кивали головами. По лицу старосты можно было прочитать, что он находится в легком недоумении от такого совещания.
Вскоре Джолл дал им сигнал, и все трое принялись писать на желтой королевской бумаге дальнейшую судьбу Варнора. Флаури видел однозначность решения на лицах судей. Но каким именно оно окажется?
Все три листка были сложены втрое и переданы заместителю Джолла Мадо, который все это время стоял у него за спиной.
Дабы сохранить тайну голосования Мадо перемешал листки в бронзовом горшке. После рука заместителя Джолла медленно потянулась за первым вердиктом.
Зал замер. Наверное, сейчас можно было услышать хор бьющихся сердец. Повисла неколебимая тишина.
Невиновен!!! развернув листок, показал его всем Мадо.
Послышались вздохи облегчения и одновременно раздраженное ругательство; кто-то радостно припрыгнул, кто-то плюнул на пол. Джолл поднял руку, и полная тишина вновь воцарилась в зале Справедливого Суда.
Флаури поймал на себе взгляд Джолла, такой успокаивающий и теплый. Значит, один голос у Варнора есть. Но был это голос Джолла или кого-то из Мастеров?
Флаури с надеждой смотрел на следующий разворачивающийся листок. От неумолимо долгого ожидания он до крови искусал губы, но сейчас боли не чувствовал вовсе.
Еще одно И все Свободен. Ну!
Виновен!!! второй раз прокричал Мадо.
Флаури с досады ударил себя по коленям. Джорджио скорчил недовольную гримасу. Эмилия сначала покраснела, затем побелела, а когда Мадо вытащил из горшка третий, решающий, вердикт, она едва совладала с собой, чтобы не потерять сознание.
Джолл в это время непонимающе оглянулся на представителей Даллор-Кура. Но те двое сидели спокойно, уставившись невидящими глазами в Мадо.
Именем короля Фаррогота, правителя Великого Алакорна, находящегося под защитой Всемогущего Фар-Фалиена, взглянув на последний лист, громко кричал Мадо, Варнор Тимбертон признается
Все поплыло перед глазами Флаури. Время будто остановилось, туман заполнил окружавшее его пространство, голоса искажались до неузнаваемости. Флаури проваливался в бледно-серую пропасть неизвестности. И становилось невыносимо тошно от всей этой притворной справедливости, которая «есть основа каждого поступка человека», которую «подарили нам боги и сам Фар-Фалиен спустился с заоблачных высот, дабы наделить ею живущих». Он вдруг ощутил себя жалкой песчинкой в необъятной пустыне людского безумия и ненависти, которые сжимали его душу в стальные тиски, пытаясь овладеть ею, сковать навеки прочной цепью. Флаури отчаянно сопротивлялся, стараясь выпутаться из охватившей его бездны, но все попытки разбивались о несокрушимую стену чего-то обжигающего, отталкивающего с невероятной, исполинской силой. В очередной раз попытавшись пробиться сквозь жар огненной сферы, воля Флаури бесследно растворилась в черной пропасти и, ощутив острую боль, он потерялся в глубинах сознания.