Царит невероятный культ невозмутимости, того, что называется «cool», и когда у кого-то наворачиваются слезы, его сразу начинают убеждать в том, что сердце всего лишь мышца. А романтизм всего лишь художественное направление девятнадцатого века. «Все мы были обычными детьми Холодного Мира, хладнокровными ледышками, и большинство понимало, что вскоре нас ждут неприятности», говорит Лиза Маттиас, многострадальная Лотхен Курта Тухольского. Послевоенные травмы, ужасы холода и темноты привели к тому, что многие мужчины сопротивляются любым сильным чувствам. Вальтер Гропиус в строгих костюмах и с неподвижным взглядом руководит Баухаусом в Веймаре и Дессау, у Макса Бекмана «Автопортрет в смокинге», Эрнст Юнгер на обложке «В стальных грозах» в меховом воротнике. Художники «новой вещественности» довели до крайности холодный снобизм по отношению к себе и к другим. Прежнему экспрессионистскому идеалу «аутентичности» теперь противопоставляется искусственность, художники смотрят на свои модели, как врачи: раздевайтесь, пожалуйста, но не раскрывайтесь передо мной.
Отто Дикс, любитель Ницше, называет себя «путешественником на Северный полюс», а Джордж Гросс хвастает своим «ледяным характером». Бертольт Брехт носит жесткую кожаную куртку, пишет «Хрестоматию для жителей городов», в которой требует, чтобы все застыли: «Восхваляйте холод!» Эрнст Юнгер требует «литературы ниже нуля». А что конкретно нужно делать для этого? Курт Морек в своем «Путеводителе по порочному Берлину» рекомендует новые бары на Курфюрстендамм: «Посреди ослепительной чистоты стекла и никеля можно охладиться изнутри с помощью восхитительных американских коктейлей со льдом».
* * *Охлаждение исключительно мужское занятие? Конечно же нет. Тамара де Лемпицка всю жизнь учится, рисует, экспериментирует с материалами и их эффектами и наконец находит свой стиль. Холодная кожа гладкая, как эмаль, напоминающая кричащие краски рекламных плакатов; стройные изогнутые фигуры, как у итальянских маньеристов. Потом окажется, что эти фигуры идеально подходят к благородной элегантности французской мебели того времени, и живопись Тамары де Лемпицки назовут ар-деко, а еще позднее, когда ее поклонником станет Энди Уорхол, выяснится, что еще более точным определением было бы поп-арт-деко. Но сейчас, в 1929 году, это настоящий экстракт современности. И каждому, чей портрет она пишет, кажется, что он становится иконой. Тамара де Лемпицка, переехавшая в Париж из Польши, несет голову на плечах гордо, как трофей, а ее фигура так же пластична, как пеньюар, она женское воплощение денди, воплощение новой эпохи, и портретируемые готовы платить бешеные деньги, в том числе потому, что одним портретом дело зачастую не ограничивается. «Для вдохновения мне нужны любовники», говорит Тамара де Лемпицка. Мужчины вдохновляют ее так же, как и женщины.
А вот итальянский писатель и эротоман Габриеле дАннунцио обломал об нее зубы. Он пригласил Тамару де Лемпицку в свое имение, чтобы она написала его портрет. Но сначала он желает отправиться с ней в постель. В первый же вечер шестидесятитрехлетний дАннунцио заявляется к ней в комнату и раздевается (не буду смущать вас деталями). Она просит его одеться. Он не понял, что для нее первым делом работа, а развлечения потом. А она не поняла, что ему нужны портреты только от тех, в чьем безусловном восхищении собой он уверен. Выставленный за дверь, он сразу находит утешение у служанки, которая вынуждена повиноваться. На следующий день Тамара де Лемпицка уезжает. И рисует саму себя: «Автопортрет в зеленом бугатти» работа по заказу берлинского журнала Die Dame, оригинал такой же маленький, как обложка журнала, 35 на 27 сантиметров, тем не менее это одна из важнейших картин эпохи. Рука дамы в светло-коричневой перчатке на черном руле. Чувствуется, что ее нога на педали газа. Красные губы, глаза подведены, взгляд свеж и неудержим, потому что «взгляд вперед ничего не выдает нам» (Уильям Бойд).
Вообще-то у самой Тамары де Лемпицки тогда был всего лишь «Рено», но она понимает, что нужна постановка, и рисует на улице красивый «бугатти», стоящий перед «Кафе де Флор», а потом в мастерской садится в него на своем холсте. Когда Рут Ландсхоф, Аннемари Шварценбах, Эрика Манн, Мод Тиссен и Клеренора Штиннес увидели эту картину на обложке Die Dame, им всем показалось, что они смотрят в зеркало. Кстати, место в машине рядом с Тамарой де Лемпицкой на картине пустует. Новой женщине не нужны спутники.