– И длинная. Живя в Нанте, он мог надавить на суд в Каркассоне.
– У него был авторитет, с его мнением считались. Вы меня насмешили, Адамберг, здорово насмешили.
К ним подбежал человек в белом халате:
– Мое почтение, господа.
– Привет, Менар, – буркнул Трабельман.
– Простите, майор, я вас не узнал.
– Представляю вам нашего парижского коллегу, комиссара Адамберга.
– Я много о вас слышал. – Менар пожал ему руку.
– Он весельчак, – уточнил Трабельман. – Менар, отведите нас к Элизабет Винд.
Менар аккуратно отвернул простыню, и они увидели тело молодой покойницы. Несколько секунд Адамберг стоял неподвижно, потом осторожно повернул ее голову, чтобы рассмотреть синяк на затылке, и сконцентрировал все внимание на ранах на животе.
– Похоже, между крайними ранами сантиметров двадцать, – сказал Трабельман.
Адамберг покачал головой и вынул из сумки сантиметр.
– Помогите мне, Трабельман. У меня всего одна рука.
Майор развернул сантиметр. Адамберг приложил конец к краю первой раны и протянул его до края третьей.
– Шестнадцать и семь десятых сантиметра, Трабельман. Я же говорил.
– Это случайность.
Не отвечая на последнюю реплику, Адамберг измерил максимальную ширину линии повреждений.
– Восемь миллиметров, – объявил он, сворачивая сантиметр.
Трабельман дернул шеей – он был смущен.
– Полагаю, в участке вы назовете мне глубину ран? – спросил Адамберг.
– И покажу шило, человека, который наносил им удары, и его отпечатки.
– Вы все‑таки посмотрите мои папки?
– Я профессионал, как и вы, комиссар. И не оставляю без внимания ни одну версию.
Трабельман издал смешок, и Адамберг не понял, к чему он относится.
В шильтигемском участке Адамберг положил свои папки на стол майора, пока бригадир ходил за шилом. Орудие убийства в пластиковом пакете было абсолютно новым и выглядело бы самым невинным образом, если бы не следы крови.
– Если я соглашусь с вами, – Трабельман сел за стол, – я сказал если, – нам придется искать человека, купившего четыре шила, а не одно.
– Вы зря потратите время. Этот человек, – Адамберг не решался называть фамилию Фюльжанса, – не совершает подобных ошибок, он никогда бы не купил четыре шила одновременно, как последний любитель. По этой же самой причине он выбирает самые ходовые модели и покупает их в разных магазинах, с разрывом во времени.
– Я бы поступал так же.
У себя в кабинете майор вел себя жестче, его веселость почти иссякла. Наверное, все дело в позе – Трабельман сидел, а может, в официальной обстановке, решил Адамберг.
– Одно шило могло быть куплено в Страсбурге в сентябре, – сказал он, – второе в июле в Рубэ, и так далее. Так ничего проследить не удастся.
– Да, – согласился Трабельман. – Хотите увидеть нашего подозреваемого? Еще несколько допросов, и он признается. Когда мы его взяли, он был в стельку пьян – закачал в себя по меньшей мере полторы бутылки виски.
– Отсюда и амнезия.
– Вы на это купились, так? А я нет, комиссар. Если адвокаты построят защиту на амнезии и помрачении рассудка, он получит на десять‑пятнадцать лет меньше. Трюк простой, но он срабатывает. В амнезию я верю не больше, чем в вашего прекрасного принца, обернувшегося драконом. Идите, Адамберг, взгляните на него и убедитесь сами.
Бернар Ветийе, человек лет пятидесяти, длинный, худой, с опухшим лицом, полулежал на койке и почти не отреагировал на приход Адамберга. Все легавые одинаковы. Комиссар спросил, согласен ли он поговорить, и задержанный кивнул.