Последний отряд стариков покинул гарнизон три года назад, а замена ему так и не пришла. Что-то непонятное стало твориться в столице. Смутные нехорошие слухи поползли, впрыснули в душу отраву о случившейся измене, о тяжелой болезни Базилевса, мол, немощным стал, не способным править, а наследник, мол, мал еще. Вот и ответ пришел не за его подписью. Ну да наше дело ратное службу нести по охране рубежей. Да только непробиваемая стена отчуждения между насельниками и служивыми образовалась. Все дело в вере. Извратили они веру, исковеркали язык, дали волю папскому престолу. Те вроде и говорят всё правильно, да только истинный смысл искажается. У нас каждому мальцу это понятно, а ведь им не объяснишь. Замкнулись в себе, нашу исконную веру ересью объявили, инквизицию придумали, на кострах жгут тех, кто в истинной вере тверд.
Уже три года как связь с центром разладилась. Кто-то стал перехватывать нарочных. Мыслимое ли дело воспрепятствовать исполнению военного приказа. За это полагается смерть. Только концов теперь не найти. Глухой ропот недовольства разъедает лояльность местной знати, крестьян, ремесленников. И кто-то стоит за всем этим: за ропотом, за назревающим бунтом, кто-то властный, обретший силу. Собрали было отряд, и каждый гарнизон выделил почти половину своих ратников, выступили, хотели показным маршем продефилировать по самым неспокойным провинциям, и если бы не предательство и убийство из-под полы герцога Руссильона, вставшего во главе отряда, смогли бы усмирить недовольных.
Вот такие невеселые мысли. Да разве выскажешь это всё?
Рыцари стояли в хмуром молчании, опустив головы. Старые, закаленные в боях, на каждого можно положиться. Ждали решения, верили в него. Жила еще в них надежда на лучшее.
«Нас слишком мало. Двенадцать рыцарей да полсотни пеших ратников, а против нас целая армия, собранная сюзеренами обманным путем», не сказал, про себя подумал, а вслух вместо этого произнес:
Готовьтесь к осаде. Определите караулы на стены и к воротам. Всех, кто может держать оружие, снабдить и передать под опеку воинов. Остальным определить род занятий, кто чем может быть полезен. Провианта нам хватит на несколько месяцев, чистая вода есть во внутреннем источнике, будем ждать подмоги. С нами Истина и Свет.
Сказал, как отрезал. Теперь для них пути обратного нет. Остается надеяться на лучшее и ждать подмоги.
Черный ворон так его звали на рыцарских турнирах. Слава о его доблести далеко разнеслась за пределы Руссильона. Не было желающих вступить с ним в прямое противоборство. Воин. Искусный фехтовальщик, не проигравший ни одного рыцарского турнира. Непобедимый. Вот уже пятнадцать лет на чужбине. Иногда сердце будто сжимается все из-за тоски по Родине. Он гнал от себя такие мысли, они делали его слабым. И лишь во сне тоска прорывалась сквозь завесу воли, и видел он себя не воином, а маленьким мальчиком, беззаботно бредущим по амарантовым полям родного края. Вон там вдалеке их дом, там родители и слышится голос матери: «Игорек, малыш мой, где ты?»
Подмога не пришла ни через месяц, ни через два, ни через полгода. Все почтовые голуби закончились. С донесением на высочайшее имя самого Базилевса были отправлены срочные депеши с двумя посыльными, ловкими, прошедшими огонь и воду. Тайно ночью спустились по веревкам вниз, и ничего. Тишина. Как в воду канули.
Разношерстное войско, взявшее замок в плотное кольцо, пыталось несколько раз идти на штурм замка и каждый раз откатывалось назад, оставляя раненных и убитых. Со всех сторон замок был неприступен, единственный путь в замок шел через ворота. Защитники замка, профессиональные воины, с пятидесяти метров попадали из арбалета в щель забрала, не оставляя шансов приблизиться к замку.
Осунулись лица защитников крепости. Приходилось экономить еду, заканчивались припасы, а вместе с ними таяла надежда на помощь.
Черный Ворон в тяжелом раздумье сидел в своей келье, когда в дверь тихонько постучали. Зашел старец Авмросий, епископ Руссильона, с виду еще крепкий старик с белой бородой до пояса в длинной черной сутане чернеца-инока.
Игорша, чую, однако, последние дни мы здесь остаемся. Знамение мне было давече: голубь белый в окно влетел, а над двором черный коршун парил, всё высматривал. Настала пора и нам в свой мир, светлый, идти. Не отпустят нас с миром вороги, озлобились на нас, на Веру истинную. Никого не пожалеют: ни мальцов, ни жен, ни стариков. Надо решить, как нам Светлую Книгу сберечь. Не зря рать немыслимая собралась под стенами замка, окружили весмь, мышь не проскочит. Ищут Книгу, не даёт она им покоя. Не можем мы допустить, чтобы попала она в нечистые руки, чтобы извратилось Знание Истины, чтобы надругались над ним. Это Святыня Руссильона, сгинет она, сгинет и дух россов в этих местах.