А мой третий год в церковно-приходскую школу ходит и как был оболтус, таким и остался, ни одной буквы не знает, сокрушённо проговорила Марфа.
Так и моего там никто не учил. Поп наш только-то и знает, что молитвы с детьми разучивает. А твой-то, что, прям, рвётся в школу?
Как бы ни так, с боем.
Так и не пущай, пусть хозяйству учится и к моему сыну приходит, тот его и научит читать, всё больше пользы будет, нежели молитвы учить и песенки петь.
Оно и верно говоришь, Валентина, направлю своего оболтуса к твоему Петру, пусть грамоте обучит, а в школу эту ни копейки больше, будь она неладна проклятущая.
А по мне так лучше нашей Сибири ничего нет, не вникая в разговор подруг, окинув правой рукой ширь родной природы, мечтательно проговорила Марфа.
Оно бы, конечно, всё ничего, да только страшные люди нынче в наших краях объявились, привлекая к себе внимание подруг, задумчиво проговорила Пелагея.
Это, какие ж такие страшные люди нынче объявились? ухмыльнулась Серафима.
Тебя, подруженька, прям, не понять. То ты ахаешь и охаешь, что нынче разбойных людей расплодилось как оводов вокруг коровьего хвоста, то ерепенишься и вскипаешь на каждое моё слово. Ты как, выспалась сегодня? Или плохо спала от мыслей каких тревожных?
А ты мои мысли не трожь! возмутилась Серафима.
А ты меня не задирай! Я могу и отпор дать. Не слабже тебя буду! Ишь, выискалась тут такая